Венедикт Ерофеев. Моя маленькая лениниана --------------------------------------------------------------- -------------------------------------------------------------- Для начала - два вполне пристойных дамских эпиграфа: Надежда Крупская - Марии Ильиничне Ульяновой: "Все же мне жалко, что я не мужчина, я бы в десять раз больше шлялась" (1899). Инесса Арманд (1907): "Меня хотели послать еще на 100 верст к северу, в деревню Койду. Но во-первых, там совсем нет политиков, а во-вторых, там, говорят, вся деревня заражена сифилисом, а мне это не очень улыбается". Впрочем, можно следом пустить еще два дамских эпиграфа, но только уже не вполне пристойных: Галина Серебрякова о ночах Карла Маркса и Женни фон Вестфален: "Окружив его заботой, Женни терпеливо писала под диктовку Карла. А Карл с сыновней доверчивостью отдавал ей свои мысли. Это были счастливые минуты полного единения. Случалось, до рассвета они работали вместе. Но только люди, жившие за стеной, жаловались на то, что у них ночами "не прекращаются разговоры и скрип ломких перьев" (в серии ЖЗЛ). Инесса Арманд - Кларе Цеткин. "Сегодня я сама выстирала свои жабо и кружевные воротнички. Вы будете бранить меня за мое легкомыслие, но прачки так портят, а у меня красивые кружева, которые я не хотела бы видеть изорванными. Я все это выстирала сегодня утром, а теперь мне надо их гладить. Ах, счастливый друг, я уверена, что Вы никогда не занимаетесь хозяйством, и даже подозреваю, что Вы не умеете гладить. А скажите откровенно, Клара, умеете Вы гладить? Будьте чистосердечны, и в вашем следующем письме признайтесь, что Вы совсем не умеете гладить!" (январь 1915). Ну а теперь к делу. То есть к выбранным местам из частной и деловой переписки Ильича с того времени, как он научился писать, и до того (1922) времени, как он писать разучился. В 1895 году он еще гуляет по Тиргартену, купается в Шпрее. Посетив Францию, сообщает: "Париж - город громадный, изрядно раскинутый". Но уже в 96-ом году Ильич помещен на всякий случай в дом предварительного заключения в Санкт-Петербурге: "Литературные занятия заключенным разрешаются. Я нарочно справлялся об этом у прокурора. Он же подтвердил мне, что ограничений в числе пропускаемых книг нет". Оттуда же он пишет сестрице: "Получил вчера припасы от тебя, (...) много снеди (...) чаем, например, я мог бы с успехом открыть торговлю, но думаю, что не разрешили бы, потому что при конкуренции с местной лавочкой победа осталась бы несомненно за мной. Все необходимое у меня здесь имеется, и даже сверх необходимого. Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят ее из аптеки в тот же день, как закажу". Одна только просьба: "Хорошо бы получить стоящую у меня в ящике платяного шкафа овальную коробку с клистирной трубкой" (1896). А дальше, разумеется, Шушенское. "В Сибири вообще в деревне очень и очень трудно найти прислугу, а летом просто невозможно" (1897). "Я еще в Красноярске стал сочинять стихи: В Шуше, у подножия Саяна... но дальше первого стиха ничего, к сожалению, не сочинил". Младший братец его, Дмитрий Ульянов, тоже угодил в тюрьму, и вот какие советы из Шушенского дает ему старший брат: "А Митя? Во-первых, соблюдает ли он диету в тюрьме? Поди, нет. А там, по-моему, это необходимо. А во-вторых, занимается ли он гимнастикой? Тоже, вероятно, нет. Тоже необходимо. Я по крайней мере по своему опыту знаю и скажу, что с большим удовольствием и пользой занимался на сон грядущий гимнастикой. Разомнешься, бывало, так, что согреешься даже. Могу порекомендовать ему и довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) - 50 земных поклонов" (1898). И, сверх того, ожидание невесты Надежды Константиновны и будущей тещи Елизаветы Васильевны. Наконец приезжают. Вот как он сообщает об этом приезде своей матушке: "Я нашел, что Надежда Конс-на выглядит неудовлетворительно. Про меня же Елизавета Васильевна сказала: "Эк Вас разнесло!" - отзыв, как видишь, такой, что лучше и не надо" (1898). "Мы с Надей начали купаться". А когда закончились купальные сезоны - "катаюсь на коньках с превеликим усердием и пристрастил к этому Надю" (1898). Европа после Шушенского, само собой, дерьмо собачье. "Глупый народ - чехи и немчура" (Мюнхен, 1900). "Мы уже несколько дней торчим в этой проклятой Женеве. Гнусная дыра, но ничего не поделаешь" (1908). "Париж - дыра скверная" (1910). Блистательные сентенции вроде: "Я вовсе не нахожу ничего смешного в заигрывании с религией, но нахожу много мерзкого" (1909). "Мы все ездим с Надей на велосипедах кататься" (1909). "Ехал я из Жювизи, и автомобиль раздавил мой велосипед (я успел соскочить). Публика помогла мне записать номер, дала свидетелей. Я узнал владельца автомобиля (виконт, черт его дери) и теперь сужусь с ним через адвоката. (...) Надеюсь выиграть". (Париж, 1910). "Погода стоит такая хорошая, что я надеюсь снова взяться за велосипед, благо процесс я выиграл и скоро должен получить деньги с хозяина автомобиля" (Париж, 1910). "Я не верю, что будет война" (Краков, 1912). "А насчет женского органа пусть напишет Надежда Константиновна" (Краков, 1914). И драгоценные добавления в письмах Надежды Константиновны: "Новый год мы встречали вдвоем с Володей, сидючи над тарелками с простоквашей" (январь 1914). "Собираемся взять прислугу, чтобы не было большой возни с хозяйством и можно было бы уходить на далекие прогулки" (Краков, 1914). "Сегодня Володя ездил на велосипеде довольно далеко, только шина у него лопнула" (Краков, лето 1914). О своем друге Максиме Горьком Ильич помнит неизменно: "Горький изнервничался и раскис" (1910). "Горький всегда был архибесхарактерным человеком". Или: "Бедняга Горький! Как жаль, что он осрамился!" И несколько позднее: "И это Горький! О, теленок!" Однако началась война. Бегство из Кракова. И,"сидючи" в нейтральной Швейцарии, тов. Шляпникову: "Лозунг мира - это обывательский, поповский лозунг" (17 октября 1914 года). А милой Инессе Арманд: "...Даже мимолетная связь и страсть поэтичнее, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов". Так Вы пишете. И так собираетесь писать в брошюре. Логично ли противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить ...что?... Казалось бы, поцелуи с любовью? А Вы противопоставляете "мимолетную" (почему мимолетную) "страсть" (почему не любовь?). Выходит, по логике, будто поцелуи без любви (мимолетные) противопоставляются поцелуям без любви супружеским". Странно. Не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский брак без любви пролетарскому браку с любовью" (24 января 1915). И ей же: "Требование "свободы любви" советую вовсе выкинуть. Это выходит действительно не пролетарское, а буржуазное требование. Дело не в том, что Вы хотите субьективно понимать под этим. Дело в обьективной логике классовых отношений в делах любви " (17 января 1915). И опять ей: "Если уж непременно хотите, то мимолетная связь = страсть может быть и грязная, может быть и чистая" (24 января 1915). " У нас опять дожди. Надеюсь, небесная канцелярия выльет всю лишнюю воду к Вашему приезду, и тогда будет хорошая погода " (4 июня 1915). " Крепко, крепко жму руку, мой дорогой друг ". И необходимость постоянно печатать свои очередные брошюры с очередными тезисами. Спустя два с лишним года, уже будучи вождем большевисткого правительства, он будет давать такие распоряжения: " Реквизировать 30000 ведер вина и спирта в винных складах. Есть-ли бумажка от Военно-Революционного Комитета, чтобы спирт и вино не выливалось, а ТОТЧАС же были проданы в Скандинавию? Написать ее тотчас " (9 ноября 1917). А пока он не вождь, тов. Карпинскому: "Дорогой товарищ! Мы ужасно обеспокоены отсутствием от Вас вестей и корректур (моей брошюры). Неужели наборщик опять запил? " (20 февраля 1915). Тов Зиновьеву: "Не помните ли фамилию Кобы? Привет, Ульянов ". (3 августа 1915). Тов. Карпинскому: "Большая просьба: узнайте фамилию Кобы" (9 ноября 1915). Все. Февральский переворот в России. Ленин: "Нервы взвинчены сугубо нужно скакать, скакать". "Мы боимся, что выехать из проклятой Швейцарии не скоро удастся". "Нужен отдельный вагон для революционеров". "Я могу одеть парик". "Хорошо бы попробовать у немцев пропуска - вагон до Копенгагена". " Почему бы и нет? Я не могу этого сделать. А Трояновский и Рубакин и К` - могут. О, если бы я мог научить эту сволочь!" (март 1917). Инессе Арманд: "Вы скажете, может быть, что немцы не дадут нам вагона. Давайте пари держать, что дадут". "Нет ли в Женеве дураков для этой цели?" (19 марта 1917). "Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Привет, Ульянов!" (14 апреля 1917). В письмах послезалповских, послеавроровских - нет ничего триумфального. Напротив того: "Республика в опасности". Необходимы срочные меры. Например, такие: "Нужно запретить Антонову называть себя Антоновым - Овсеенко. Он должен называться просто тов. Овсеенко" (14 марта 1918). "Аресты, которые должны быть произведены по указанию тов. Петерса, имеют исключительно большую важность и должны быть произведены с большой энергией". Тов. Зиновьеву в Петроград: "Тов. Зиновьев! Только сегодня мы узнали в ЦК, что в Питере рабочие хотят ответить на убийство Володарского массовым террором и что Вы их удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Надо поощрить энергию и массовидность террора! " (26 ноября 1918 ). Тов. Сталину в Царицын: " Будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще ". " Повсюду надо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов " (7 июля 1918). Тов. Сокольникову: "Я боюсь, что Вы ошибаетесь, не применив строгости. Но если Вы абсолютно уверены, что нет сил для свирепой и беспощадной расправы, то телеграфируйте " (24 сентября 1918). В Пензенский губисполком: "Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Телеграфируйте об исполнении ". (9 августа 1918). Тов Федорову, председателю Нижегородского губисполкома: "В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления" (9 августа 1918 ). Не совсем понятно, кого же убивать. Проституток, спаивающих солдат и бывших офицеров? Или проституток, спаивающих солдат, а уже от "... будьте образцово - беспощадны". Тов Шляпникову, в Астрахань: "Налягте изо всех сил, чтобы поймать и расстрелять астраханских взяточников и спекулянтов. С этой сволочью надо расправиться так, чтобы на все годы запомнили" (12 декабря 1918). Телеграмма в Саратов, тов. Пайкесу: "Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты" (22 августа 1918). Тов. Сталину в Петроград: "Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград заставляет предположить наличность в нашем тылу, а может быть и на самом фронте, организованного предательства. Только этим можно объяснить нападение / Юденича/ со сравнительно незначительными силами, стремительное продвижение вперед. Просьба обратить усиленное внимание на это обстоятельство, принять экстренные меры для раскрытия заговоров " (27 мая 1919). "Предупреждаю, за это председателей губисполкомов буду арестовывать и добиваться расстрела их " (20 мая 1919). Тов. Зиновьеву: " Вы меня зарезали! " (7 августа 1919). В отдел топлива Московского Совдепа: "Дорогие товарищи. Можно и должно мобилизовать московское население поголовно и на руках вытащить из леса достаточное количество дров (по кубу, скажем, на взрослого мужчину). Если не будут приняты героические меры, я лично буду проводить в Совете Обороны и в ЦК не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы. Нетерпимы бездеятельность и халатность. С коммунистическим приветом, Ленин " (18 июня 1920 ). В Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов: " Дорогие товарищи! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты. Простите за откровенное выражение своего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас проучат тюрьмой за бездействие" (12 октября 1918 ). Глебу Кржижановскому: "Мобилизовать всех без изъятия инженеров, электротехников, всех кончивших физико-матем. факультеты и пр. Обязанность: в неделю не менее 2-х лекций. Обучить не менее 10-и (50-и) человек электричеству. Исполнить - премия. А не исполнить - тюрьма. " (декабрь 1920 ). Тов Чичерину: "Пусть Сталин поговорит начистоту с турецкой делегацией". Получает донос на врачей, комиссующих раненых красных солдат, когда те еще " вполне способны воевать ": "... организовать тайный надзор и слежку за поведением этих врачей, чтобы изобличить их, собрав свидетелей и документы, а потом предать суду " (20 ноября 1918). В ответ на жалобу М. Ф. Андреевой относительно арестов интеллигенции: "Нельзя не арестовывать, для предупреждения заговоров, всей этой околокадетской публики. Прступно не арестовывать ее. Лучше, чтобы десятки и сотни интеллигентов посидели деньки и недельки. Ей-ей, лучше" (18 сентября 1919). Максиму Горькому о том же: "Короленко ведь почти меньшевик. Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками". Нет, таким "талантам" на грех посидеть недельки в тюрьме". "Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно " (15 сентября 1919). Тов Крестьянскому: "Брошюра напечатана на слишком роскошной бумаге. По-моему надо отдать за эту трату роскошной бумаги и типографских средств под суд, прогнать со службы и арестовать кого следует " (2 сентября 1920). "Неумный человек или саботажник редактировал ее? " Тов. Сталину в Харьков: "Пригрозите расстрелом этому неряхе, который, заведуя связью, не умеет и добиться полной исправности телефонной связи со мной " (16 февраля 1920). Тов Каменеву: "По - моему нужен секретный циркуляр против клеветников, бросающих клеветнические обвинения под видом "критики" (5 марта 1921). Смольный, Зиновьеву: "Знаменитый физиолог Павлов просится за границу. Отпустить за границу Павлова вряд ли рационально, так как и раньше он высказывался в том смысле, что, будучи правдивым человеком, не сможет, в случае возникновения соответсвенных разговоров, не высказаться против советской власти и коммунизма в России. Ввиду этого желательно было бы, в виде исключения, предоставить ему сверхнормативный паек " (25 июня 1920). Каменеву и Сталину: "Опасность, что с сибирскими крестьянями мы не сумеем поладить, чрезвычайно велика и грозна, а тов. Чупкаев несомненно слаб, при всех его хороших качествах, - он совершенно незнаком с военным делом " (9 марта 1921 ). Шмидту, Троцкому, Цурюпе, Шляпникову, Рыкову, Томскому: "Прошу Вас собрать совещание наркомов - об оздоровлении фабрик и заводов путем сокращения количества едоков "(2 апреля 1921 ). В Совет Труда и Обороны: "Перетряхнуть Московский гарнизон, уменьшив количество и повысив качество ". Тов. Брюханову: "Сейчас же начать кампанию беспощадных арестов за нерадение (... ). НКпрод должен установить по губерниям и уездам ответственных лиц, чтобы знать, кого сажать " (25 мая 1921). Тов. Пеображенскому: "Что он реакционер, охотно допускаю. Но их надо иначе изобличать. Изобличи на точном факте, поступке, заявлении. Тогда посадим. Надо выработать приемы ловли спецов и наказания их " (19 апреля 1921 ). Очень мило. В. Молотову: "Прелагаю уволить Абрамовича тотчас. Федоровскому предоставить объяснения, как он мог принять на службу Абрамовича. Федоровского за это наказать примерно " (10 июня 1921 ). И шуточки: "Тов. Цурюпа! Не захватите ли в Германию Елену Федоровну Размирович? Крыленко очень обеспокоен ее болезнью. Здесь вылечиться трудно, а немцы выправят. По-моему, надо бы ее арестовать и по этапу выслать в германский санаторий. Привет! Ленин" (7 апреля 1921). И без шуток: "Если после выхода советской книги ее нет в библиотеке, надо, чтобы Вы (и мы) с абсолютной точностью знали, кого посадить " (Тов. Литкенсу, 17 мая 1921). Тов. Горбунову: " Ведь есть ряд постановлений СТО об ударности Гидроторфа. Явно они забыты. Это безобразие! Надо найти виновных и отдать их под суд " (10 февраля 1922). Тов. Каменеву: "Почему это задержалось? // имеется в виду печатание ленинских "Тезисов о внешней торговле " // Ведь я давал срока 2-3 дня! Христа ради, посадите Вы за волокиту в тюрьму кого-нибудь!.. Ваш Ленин " (11 февраля 1922). "Наши дома загажены подло. /... /Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц и сажать в тюрьму беспощадно " (8 августа 1921). "От Центропечати требуйте быстрой рассылки "Наказа СТО", иначе я их посажу". "Позвоните Беленькому и скажите, что я зол". А Брюханову и Потяеву: "Если еще раз поссоритесь, обоих прогоним и посадим" (август 1921). "Медленно оформляли заказ на водные турбины! В коих у нас страшный недостаток! Это верх безобразия и бесстыдства! Обязятельно найдите виновных, чтобы мы этих мерзавцев могли сгноить в тюрьме " (13 сентября 1921). "Если у Вас в Баку еще есть следы (хотя бы даже малые) вредных взглядов и предрассудков (среди рабочих и интеллигентов), пишите мне тотчас. Беретесь ли Вы сами разбить эти предрассудки и добиться лояльности или нужна помощь? " (2 апреля 1921 ). Либо дурак, либо саботажник злостный мог пропустить эту книгу. Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц " (7 августа 1921 ). О Прокоповиче и Кусковой: "Газетам дадим директиву завтра же начать на сотню ладов и изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение 2-х месяцев ". Наркому почт и телеграфа: "Обращаю Ваше серьезное внимание на безобразие с моим телефоном из деревни Горки. Посылаемые вами лица мудрят, ставят ни к чему какие - то особенные приборы. Либо они совсем дураки, либо очень умные саботажники ". Бедняга профессор Тихвинский, управляющий петроградскими лабораториями Главного нефтяного комитета. Одной фразы Ильича было достаточно: " Тихвинский не случайно арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга " (сентябрь 1921). Расстрелян в 1921 году. В Главное управление угольной промышленности: "Имеются некоторые сомнения в целесообразности применения врубовых машин. Тот производственный эффект, который ожидает от применения врубовых машин тов. Пятаков, явно преувеличен. Киркой лучше и дешевле " (август 1921). В комиссию Киселева: "Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно и должно делать из торфа. Надо это производство спирта из торфа развить" (11 сентября 1921 года). Это напоминает нам деловую записку от 26 августа 1919: "Сообщите в Научно-пищевой институт, что через три месяца они должны предоставить точные и полные данные о практических успехах выработки сахара из опилок". Ну, это ладно. Воображаю, как вытягивалась морда у наркома просвещения Анатолия Луначарского, когда он получал от вождя такие депеши: "Все театры советую положить в гроб" (26 августа 1921). Или телеграммы: "Какие вопросы Вы признаете важнейшими, а какие = ударными! Прошу краткого ответа" (8 апреля 1921). Для Политбюро ЦК РКП(б): "Узнал от Каменева, что СНК единогласно принял совершенно неприличное предложение Луначарского о сохранении Большой Оперы и Балета" (12 января 1922). Раздражение еще вызывают поэт Маяковский и Народный комиссариат юстиции. Тов. Богданову: "Мы еще не умеем гласно судить за поганую волокиту, за это весь Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках. И я еще не потерял надежды, что всех нас когда-нибудь за это поделом повесят" (23 де кабря 1921). Тов. Сокольникову: "Не спит ли у нас НКЮст? Тут нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар. НКЮст, кажись, не понимает, что новая экономическая политика требует новых способов, новой жестокости кар. С коммунистическим приветом. Ленин" (11 февраля 1922). Начинается изгнание профессуры. Каменеву и Сталину: "Уволить из МВТУ 20-40 профессоров. Они нас дурачат". (21 февраля 1922). Ф. Э. Дзержинскому: "К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров. Надо это подготовить тщательнее. Обязать членов Политбюро уделять 2-3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг. Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручите все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ. Не все сотрудники "Новой России" - кандидаты на высылку за границу. Другое дело питерский журнал "Экономист". Это, по-моему, явный центр белогвардейцев. В No 3 напечатан на обложке список сотрудников. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее шпионов, слуг, растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих вредителей изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу. Прошу показать это секретно, не разглашая, членам Политбюро с возвратом. Вам и мне. " (19 мая 1922). А тов. Кржижановский, которому было поручено 10-50 человек обучить электричеству, надорвался и тоже захотел в Европу. Тов. Сталину: "Прошу немедленно поручить НКИнделу запросить визу для въезда в Германию Глеба Максимилиановича Кржижановского и его жены Зинаиды Павловны Кржижановской. Речь идет о лечении грыжи. С коммунистическим приветом. Ленин" (25 апреля 1922). А тов. Иоффе обязан лечить в Европе свой невротический недуг, который заключается вот в чем. Тов. Иоффе: "Во-первых, Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что ЦК = это я. Такое можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления. Зачем же так нервничать, что писать совершенно невозможную, совершенно невозвожную фразу, будто ЦК - это я? Это переутомление. Отдохните серьезно. Обдумайте, не лучше ли за границей. Надо вылечиться вполне". (17 марта 1921). И тут же следом - Г. М. Кржижановскому: "Я должен тыкать носом в мою книгу, ибо иного плана серьезного нет и быть не может". (5 апреля 1921). А тов. Чичерин вовсе и не просил о лечении, но получилось так: тов. Чичерин представлял нашу державу на Генуэзской конференции с только недавно опубликованным напутствием Ленина: "Ноту по поводу отсрочки Генуэзской конференции следует составить в самом наглом и издевательском тоне, так, чтобы в Генуе почувствовали пощечину. Действительное впечатление можно произвести только сверхнаглостью. (... ) Нельзя упускать случая" (25 февраля 1922). В. Молотову: "Сейчас получил 2 письма от Чичерина. Он ставит вопрос о том, нельзя ли на Генуэзской конференции за приличную компенсацию (продовольственная помощь и пр. ) согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство других партий в Советах. Сделать это в угоду американцам. Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо лечить, немедленно отправить в санаторий" (23 января 1922). И через день тому же Молотову: "Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен, и сильно болен. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий" (24 января 1922). И в заключении - два негромких аккорда. Первый из них вызывает слезы, второй - тоже. Тов. Уншлихту: "Гласность ревтрибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК, усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным, покажите ему это письмо" (31 января 1922). Тов. Каменеву: "Не можете ли Вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд? " (24 апреля 1921). Москва, 5-6 февраля 1988.
" );
_last = ipsLightbox.lightboxImage.src;
}
}
/* Check for init and then keep checking for new image */
_to = setTimeout( "gbl_addDownloadButton()", 1000 );
}
//]]>