Назад

Компаньоны шли по улице молча. Обсуждать было нечего ровным счетом -   все их планы рухнули в одночасье, а поездка в Крым оказалась пустой тратой времени.  Ольгерда  не радовала победа в споре с Измаилом, как и то, что он теперь стал по уговору командиром их маленького отряда. Ведь в глубине души он до последнего верил, что хитромудрому египтянину все же удастся завоевать доверие непробиваемого ногайца. Однако сердце старого бея похоже было сделано из камня.
У крепостных ворот их ожидал неприятный сюрприз - решетка в арке надвратной башни была опущена, а несущие службу стражники отгоняли желающих покинуть город, оставляя проезд свободным.
Вот напасть, - ругнулся Ольгерд. - Что там еще такое.
Сейчас разузнаем. - Измаил, оставив компаньонов скользнул вперед, высмотрел начальника стражи с которым договаривался поутру, и вступил с ним в короткий разговор.
- Смотри, Господин Ольгерд, - удивленно произнес Сарабун, - этот басурманин даже мзду брать не хочет. Видано ли это, чтобы в торговом городе посреди дня проезд перекрывали?
Вот и мне все это не очень нравится, кивнул Ольгерд. Так что ты , лекарь, держи ухо востро ...
Ворота закрыты по приказу капитана башни, -объяснил , вернувшись, египтянин. - Стража и сама ничего толком не знает, то ли ждут какую-то важную персону, то ли ловят кого -то в городе.
- И когда они откроют проход?
- Кто же скажет, мой друг?  Мы на Востоке, так что  может через минуту, а может быть только завтра утром. А может и никогда, -подумав, философски добавил Измаил.
Типун тебе на язык, - рассмеялся Ольгерд. - Нет у меня ни малейшего желания здесь торчать.
И что ты предлагаешь делать?
Поехали к другим воротам. Не могут же они весь город перекрыть. Вон, гляди, местные находят себе пути. - Он указал на старого татарина, который вел на поводу ишака. После того как ему преградил дорогу стражник, почтенный горожанин, не говоря ни слова и не проявляя ни малейших признаков возмущения, потянул за уздцы своего строптивого спутника и исчез в ближайшем переулке.
Они наверное калитку какую-то знают, - произнес, провожая старика взглядом, Сарабун. - Или к другим воротам напрямик пробираются.
Так и есть, кивнул Измаил, - ведь чтобы попасть к соседним воротам, двигаясь по улице, нам нужно вернуться обратно к цитадели, куда сходятся все городские пути. Впрочем ты теперь командуешь, Ольгерд, ты и решай.
Ольгерд не размышлял и не колебался.
Если давать крюк по улице, то придется проезжать мимо невольничьего рынка, а делать нам там нечего. Неровен час опять этот армянин-истязатель встретится и цепляться начнет. Так что идем вдоль стены, по переулкам. Авось не заблудимся.- Компаньоны двинули в сторону переулка, в котором скрылся старик с ишаком.
Половину жизни Ольгерд провел в больших городах и по своему опыту знал, что все городские задворки чем-то неуловимо похожи друг на друга. И пусть здесь их окружали не деревянные срубы, как в Киеве или Смоленске и не кирпичные дома, как в Вильно, а разнотычные  мазанки, выглядывающие из-за глухих глинобитных заборов-дувалов, но вокруг была такая же сонная тревожная пустота, скрывающая невольное ощущение незримой опасности,  словно из-за безмолвных  окон и дверей за ними наблюдают сотни далеко не дружеских взглядов.
Тебе что-то не нравится? - Заметив тревогу Ольгерда, спросил Сарабун.
А что мне может понравится, если мы уже четверть часа идем, а вокруг одни лишь дувалы и навстречу - ни души?
В восточных городах так всегда, - пожал плечами египтянин. - Здесь люди живут не напоказ, отгораживать от улицы то, что происходит в доме -обычное дело...
А громилы посреди дороги тоже дело обычное? - прервал его Ольгерд, завернув за который по счету угол.
Перед ними, целиком перегораживая узкий проход, стояло четверо здоровенных громил, чьи намерения были понятны, как «Отче наш...» - трое держали обитые железом дубинки, а четвертый, самый  дюжий на вид, поигрывал аршинной цепью, на конце которой было закреплено небольшое чугунное ядро.
Не пугайтесь, справимся, - засмеялся Ольгерд, вытягивая из ножен саблю. - Пистолей и ружей у них нет, а со своими разбойничьими инструментами им против нас не тягаться. В крайнем случае-убежим.
Боюсь, что все не так просто, - спокойно произнес, прижимаясь спиной к спине Ольгерда Измаил. - Сбежать, во всяком случае, не удастся. Сзади подходят еще трое, причем двоих я уже видел сегодня. Это охранники того армянина, который хотел купить твою девушку.
Ольгерд коротко обернулся назад и присвистнул -  враги сзади были намного опаснее, двое держали, выставив перед собой длинные ножи.
Засада!!! - тонким дрожащим голосом завопил вдруг Сарабун. На рот ему мигом легла ладонь египтянина, лекарь что-то коротко промычал и затих.
Их семеро, нас двое, -скороговоркой произнес Ольгерд. - Лекарь не в счет. Измаил, ты хоть что то колющее или режущее с собой в город пронес?
Кинжал и два метательных ножа, - спокойно ответит тот.
Возьми вот еще мой, я в этих забавах не мастер, -Ольгерд резким движением выдернул из голенища и передал боевому товарищу свой нож. - А ты, Сарабун,-  прошептал он дрожащему лекарю, наблюдая как враги начинают сходиться, опасливо глядя на его саблю, -  нам сейчас только обуза. Давай, времени не теряй, сигай  через ближайший забор. Выбирайся отсюда как хош, зови местную городскую стражу. Если прорвемся, то встречаемся на постоялом дворе.
Сарабун стоял без движения, глядя на Ольгерда круглыми как плошки глазами.
Давай!!! - рявкнул что было сил Ольгерд, выводя компаньона из ступора.
Лекарь кивнул , рванул с места, словно ему выстрелили в зад солью и,  с проворством садового воришки скрылся за высоким, чуть не в два его роста, забором.
Ольгерд принял боевую стойку, выставив перед собой саблю и поигрывая острием на уровне глаз:
Измаил, попробуй кинжалом достать того что с кистенем, он самый опасный. Потом, когда справишься, бей тех что с дубинками. А я пока поиграюсь в ножички … - Не успел он закончить фразу как из за плеча, крутясь в воздухе сверкнуло начищенное лезвие метательного ножа. Громила с кистенем, начавший уже раскручивать цепь над головой, охнул, переломился пополам и выпустив оружие, засучил по земле ногами. Отпущенное ядро глухо врезалось в стену.
Второй и третий бросок египтянина были не столь удачны - один из нападавших со страху отскочил назад и нож ударился в него боком. Кинжал Ольгерда не был приспособлен для бросков, но все же нашел свою цель - громила с торчащей из плеча рукоятью выронил дубинку и завизжал голосом рождественского поросенка.
«Осталось  пятеро» -подумал Ольгерд и двинулся навстречу вооруженным ножами врагам. Фехтовальщики из грозных с виду подручных злокозненного армянина, оказались что из крестьян канониры. Двинувшись им навстречу Ольгерд сдвинулся влево, сделал ложный выпад и , дождавшись когда один из противников, неуклюже пытаясь защититься, взмахнет  ножом, рубанул ему по предплечью. Подарок смоленского воеводы с честью выдержал боевое крещение. Дамасская сталь без видимых усилий перерубила бугрящиеся мышцы до самой кости. Громила завыл, как пес на луну,  не разбирая дороги, метнулся в сторону, ударился в забор и упал.
Второй нападавший от ужаса прикусил губу до крови и начал пятиться назад. По его подбородку потекла струйка крови.  Ольгерд почуял как в жилах, до мурашек в кончиках пальцев, быстро побежала с ходу разогнавшаяся в боевом азарта кровь.
«Ну уж проверять клинок, так по полной» - подумал он  и , сделав широкий мощный  замах, всем телом ударил врага наискосок в основание ключицы. Прекрасно отбалансированая сабля попала именно туда, куда он целил. Клинок, вобрав в себя скорость замаха и немалый вес своего хозяина, вошел как в масло в плечо и развалив грудину почти оделил голову несчастного от тела. Не обращая внимания на брызнувшую фонтанами по сторонам кровь, Олгерд с силой втянул воздух ноздрями, наскоро оценил обстановку и, убедившись, что с его противниками покончено, обернулся к оставленному на короткое время схватки компаньону.
Измаилу противостояли громилы, вооруженные дубинками, и ему приходилось не сладко. Его короткий нож  был слабой защитой от страшных орудий, которыми нападавшие, надо отдать им должное, владели отлично. На рожон не лезли, двигались грамотно и привычно, умело используя свое численное превосходство. К тому времени когда Ольгерд покончил со своими противниками они отжали египтянина к стене, окружили его с трех сторон и, видимо опасаясь, метательных ножей,  медленно сжимали кольцо, ожидая,  с какой стороны  откроется противник, чтобы нанести ему сокрушительный удар. Расстояние между ними сокращалось с каждым мигом и Измаил ничего не мог поделать - рванись он вперед на прорыв, и мигом бы получил удар сзади.
Ольгерд громко крикнул, отвлекая на себя внимание, но было уже поздно. Стоящий слева бандит, верно выбрав момент взмахнул дубинкой, направив ее прямо в голову Измаилу.
Нет!!! - закричал Ольгерд, представляя уже, как  железное навершие крушит бритый череп и в стороны разлетаются окровавленные осколки. Он ринулся вперед что есть мочи, осознавая что ничего уже не сможет успеть, но вдруг наперерез ему метнулась серая безмолвная тень - сбрасывая на ходу хиджаб, в громилу с разгону врезалась оставленная на невольничьем рынке девушка. Тот не удержался на ногах и нелепо взмахнув руками, грянулся оземь. Удар , предназначенный египтянину, прошел мимо, дубинка только чиркула по выбритой голове, однако и этого хватило с лихвой. Измаила отбросило к стене он опустился на землю и затих, не проявляя признаков жизни.  Не дав нападавшему подняться , Ольгерд с размаху рубанул его по затылку и привычно отстраняясь от брызнувшей крови, отскочил к стене.
Неожиданная подмога спутала планы двух оставшихся громил. Увидев, какая участь постигла их товарищей они, не помышляя уже о нападении,  ринулись в разные стороны. Ольгерд заступил дорогу тому, что пытался проскочить мимо него и безо всяких вывертов сунул острием сабли ему под бок. Дамасский клинок не подвел и тут, без помех  вошел в тело, на сколько хватило вытянутой руки и громила испустил дух еще до того как его тело коснулось земли.
Единственный уцелевший скрылся за углом. Ольгерд пошарил глазами по сторонам, ища, чем бы вытереть от крови саблю. Короткий переулок теперь напоминал бойню в разгаре работы - кровью было забрызгано все вокруг - лежащие вразброс порубленные тела, битая пылью усыпанная камушками земля и даже стены соседних дувалов. Появившаяся так вовремя девушка склонилась над Измаилом, тронула  его голову, приложила пальцы к жилке на шее и , убедившись что египтянин жив, обрадованно кивнула Ольгерду. Вдруг внимание ее переключилось на что то другое. Девушка вскочила,  накинула лижащий рядом  хиджаб и в деланном испуге всем телом прижалась к стволу соседнего кипариса. Со стороны  ворот донесся нарастающий топот множества сапог, часто перемежаемый звоном приготовленного к бою оружия и через несколько секунд из-за угла вывалило не меньше трех десятков вооруженных до зубов турок. Не обратив ни малейшего внимания на  женщину, блюстители городского порядка завопили все разом и ринулись на Ольгерда. Не дожидаясь когда егоп порежут на татарское азу, Ольгерд бросил на землю саблю и выставил вперед руки. Свидетелей того, что они защищались от подосланных убийц было достаточно и местного суда он особо не опасался, выжил бы Измаил. Он дал себя связать и в окружении плотного кольца стражников был доставлен в генуэзскую цитадель. Однако выяснилось, что турецкая Фемида не отличается расторопностью - никакого дознания не было и в помине, его завели в глухой угол крепостного двора где в каменном полу , укрытое железной решеткой чернела небольшая -в ширину плеч -дыра. Сняв путы, стажники подняли решетку и, держа Ольгерда за руки, опустили в черый провал и бросили вниз.
Размяв руки и ноги, затекшие от веревок Ольгерд полднял глаза наверх, где был светлый круг, перечеркнутый прутьями решетки. Ольгерд тихо ругнулся. Спасшись от наемных убийц он оказался в турецком зиндане. Теперь ему оставалось надеяться лишь на чудо или, что одно и тоже, на справедливость здешнего правосудия ... 

* * *

Караульный у крепостной калитки  долго возился с тяжелым навесным замком. Наконец вытянул дужку из проушины,  распахнул настежь  створку и произнеся -то то одобряющее, толкнул Ольгерда в сторону выхода. За короткое время прошедшее после того, как его вытянули с помощью опущенной вниз веревки из зиндана , провели по двору и, ничего не говоря,   выставили Ольгерд едва успел привыкнуть к солнечному свету и теперь, борясь  резью  в глазах, пытался рассмотреть приближающихся к нему людей.
Первый из выросших прямо пред ним силуэтов заговорил голосом Измаила:
Цел, литвин?
Подождите, дайте мне его осмотреть, - перебивая египтянина из-под его локтя вывернулся маленький лекарь. - Все же четыре дня в тюрьме - не шутка. Вы не ранены, господин? Вас там не истязали, не морили голодом?,  
Ольгерд , наконец, привык к свету и наконец разглядел, что находится под стеной цитадели , вероятно противоположной той, которая примыкает к невольничьему рынку - рядом возвышались одни лишь дувалы и не было ни души. За исключением продолжавшего сыпать вопросами Сарабуна и Измаила, бритую макушку которого украшал большой желто-синий кровоподтек, да двух татар, стоящих в сторонке и держащих под уздцы лошадей.
Не ранен. Цел, потому что меня как посадили так и вытащили и за все время никто ни словом не обмолвился. Голоден, но страшно  -раз в день бросали лепешку и спускали кувшин с водой, так что добрый шмат сала с горилкой сейчас бы с удовольствием сгрыз, но в голове от голода не темнеет, -ответил он сразу на все Сарабуну и , отмахиваясь от хлопочущего вокруг лекаря , как от надоедливой мухи , спросил. - И кто же это на нас напал?
Армянин, торговавший девушку, разъяренный  твоим поступком, послал гонца к капитану башни, чтобы тот перекрыл ворота , это его двоюродный брат, а за нами отправил  своих слуг и наскоро нанятых на базаре разбойников.
Ясно, -усмехнулся Ольгерд. - Как твое здоровье ? И ты, Сарабун, рассказывай, как сбежал.
Со мной все в порядке, - ответил Измаил, потирая отметину, оставленную разбойничьей дубинкой.- Немного тошнило первый день, и голова кружилась. Но Сарабун нашел в здешних предгорьях какие - то корешки, быстро сделал настой и заставил пить.
- Если бы ваш друг позволил наложить повязку на голову, то он бы выздоровел гораздо быстрее. Может быть вы ему объясните, что ложное радение о мужеской красоте и забота о собственном здоровье - вещи не сравнимые. А со мной ничего страшного, проскочил несколько заборов так, что опомниться никто не успел, поплутал еще по кварталам, выбрался из города и пришел на постоялый двор,  где уже были господин Измаил и ... доктор смешался, покраснел и указал на нескладного татарчонка, который смутно напомнил Ольгерду кого-то очень знакомого.
- Так это же ...
Это Фатин, наш новый слуга, - скосившись на второго татарина, в котором Ольгерд с удивлением признал ногайца из охраны Темир-бея, перебил Ольгерда Измаил.
- Что еще за маскарад? - спросил, перейдя на шепот,  Ольгерд.
-  После того как тебя увели стражники  она  дождаласб, пока я приду в себя наотрез отказалась нас покидать.  Если бы не она мы бы валялись на улице с проломленными черепами, уж я  так точно. Пришлось согласиться. Но не таскать же везде за собой девицу в мусульманском городе, вот Сарабун и предложил ее переодеть.  Кстати, как тебе турецкий зиндан?
- Я думал, что "каменный мешок" - это просто слово из книжек, - скривился Ольгерд. -Ну да ладно, об этом как нибудь потом. Теперь ты мне расскажи,  Как вам удалось меня освободить? Большую мзду с тебя взяли?
Не поверишь, - развел руками египтянин, - но твое освоюождение отнюдь не моя заслуга. Вернувшись на постоялый двор и уладив дела с Фатим ... Фатином, мы стали думать, как тебя выручать. Фатин рвалась … рвался чуть брать штурмом цитадель, Сарабун предлагал вечером подпоить стражу снотворным отваром, я же прикидывал кому и как заплатить за твое освобождение. За этим занятием нас и застал этот уважаемый нукер, -он указал на ожидающего ногайца, -  посланный  Темир-беем. Как выяснилось, Темир, узнав о том, что в кровавой стычке,  случившейся в городе, принимали участие те самые неверные, что дважды пытались с ним говорить, он  приказал выяснить все подробности. Я поспешил к Темиру и после нашей беседы он отправился к местному паше, а нам велел ждать на постоялом дворе. На третий день к нам прибыл снова его посланник и сказал, что сопроводит к тому месту, где тебя выпустят из тюрьмы. И вот мы здесь, а ты на свободе, а Темир-бей ожидает тебя в своей  юрте.
- Что, прямо сейчас!? - Ольгерд с ужасом оглядел свой, пришедший в полную негодность за время сидения в зиндена наряд, ко всему еще и препачканный разбойничьей кровью.- - Нет- улыбнулся египтянин, - нукер сказал , что бей ждет тебя на закате. Так  что время у тебя еще есть. Мы оплатили турецкую баню и приготовили тебе новую одежду, так что скорее на коня и поехали. Я чувствую, что тебе предстоит непростой разговор.
- А Фатин, что тоже с нами в баню поедет? - с тревогой спросил Ольгерд, наблюдая за тем как мнимый татарчонок вслед за ногайцем легко взмывает в седло.
- Нет, - рассмеялся египтянин. - Он подождет нас на постоялом дворе. А вот нукер , тот будет все время с нами. Мстительный армянин все еще на свободе и бей приказал тебя охранять.

* * *

Свежая шелковая рубаха приятно щекотала чистую размякшую  кожу. Турецкая баня, куда привез его Измаил была, конечно, не ровня лоевскому срубу с ядреной каменкой, где несложившийся тесть,сотник Тарас Кочур мог веником душу в пятки загнать, но после грязного узилища и она, со своим сырым, почти не горячим паром, пробивающимся  сквозь дырки в каменных полках,  показалась Ольгерду настоящим земным раем.
На сей раз в шатер ногайского бея он попал без проволочек - сопровождавший его ногаец что-то коротко сказал охранникам, несущим службу на входе и, когда те раздвинулись в стороны, приподнял тяжелый войлочный полог, приглашая  войти. Внутреннее пространство, большое и полутемное освещалось отверстием в центре купола. Оно же одновременно служило и дымоходом под ним чернел обложенный камнем круглый очаг, вокруг которого по известному восточному обычаю были разложены ковры и щедро набросаны небольшие квадратные подушки. У очага на ложе из подушек полулежал  ногайский бей. Темир кивнул Ольгерду  и скупым жестом предложил устраиваться рядом с ним. Ольгерд опустился на ковер, подоткнул под себя подушки, которые на ощупь оказались плотными и упругими - были набиты не привычным пухом, а овечьей шерстью и осторожно, чтобы не оскорбить хозяина бесцеремонностью, огляделся вокруг..
Помня о прошлом посещении и девичьем смехе, доносившемся тогда из темноты, Ольгерд рассчитывал обнаружить в шатре одалисок, но внутри были только он и бей. А это означало, что разговор предстоит серьезный. Вблизи лицо грозного ногайца, чью орду проклинали все польные украйны от Буга до Волги, казалось еще старше, но считать бея стариком не давали его глаза которые даже в полутьме шатра сверкали, словно у молодого барса.
Выдержав приличествующую паузу, Темир протянул Ольгерду  глиняную плошку, до половины наполненную какой-то белой жидкостью:
- Пей! Кумыс. Хорошо с дороги.
Ногаец говорил по-русски правильно, но с заметным акцентом, от какого не могут избавиться даже те татары что большую часть жизни проводят в московских и украинских землях. О хмельном напитке их сброженного кобыльего молока Ольгерд слышал, но пробовать его до сих пор ему не приходилось. Кумыс оказался тягучим, резким и кисло-сладким. .Он сделал глоток - в нос ударило, словно от ядреного кваса. Кумыс ему понравился и он с благодарностью кивнул. Темир бей улыбнулся кончиками губ.
- Прими мою благодарность за спасение, - произнес Ольгерд, допив кумыс и отставив плошку. - Я твой должник, Темир-бей. Но позволь все же узнать, зачем ты это сделал? Ведь днем раньше ты отказался нас  выслушать?
Темир прищурил глаза.
Чтобы суд над тобой был справедливым и беспристрастным, я преподнес в дар паше  десятерых лучших галерных рабов из своего ясыря.  Причин этому несколько. На рынке, после того как твой друг пытался ко мне пробиться, я наблюдал за тобой. Ты купил девушку, не славянку, а татарку, но не сделал ее наложницей, а  освободил ее. Этот твой поступок поразил меня до глубины души и я понял что таким образом Аллах, желая нашей встречи подает мне знак. Я послал вслед за вами своего слугу, чтобы он привел тебя и твоих друзей в мой шатер, но опоздал - меня опередил этот гнусный армянин, которого давно нужно посадить на кол.  Остальное тебе известно от встречавших тебя друзей.
Какова же вторая причина, Темир?
Я не пожалел времени и съездил на место стычки, пока еще не убрали трупы. И снова убедился, что тебя мне послал Аллах. Мне нужна твоя сабля, литвин.  
- Сабля? - не понял Ольгерд. - Но мне не вернули ее после освобождения, да и не думаю, что она стоит больше десятерых невольников ...
Не старайся казаться глупее чем ты есть. Твой клинок обошелся мне в двадцать золотых дукатов, я выкупил его у стражников, которые тебя доставляли в зиндан.
Ничего не понимаю. Искренне удивился Ольгерд. Так что же ты хочешь от меня в благодарность?
Я думал, что ты уже понял меня, христианин. Я хочу взять тебя на службу.
Ольгерд нахмурился.
И какова же  служба у ногайского бея, который живет одними лишь набегами на моих единоверцев?  Разве у тебя в орде мало воинов-мусульман? Если ты этого от меня хочешь, то лучше сразу же возвращай обратно в зиндан. Ни веру свою, ни землю свою я не предам даже ценою жизни!
Такого ответа я и ждал, - улыбнулся старик. - Не бойся, то что я тебе предложу не потребует от тебя предавать свою веру. Даже , отчасти , наоборот, ты сможешь спасти от казни несколько десятков христиан ...
Все еще ничего не понимая , Ольгерд пожал плечами.
- Ты вправе требовать благодарности. Но при всем при этом я не смогу стать  твоим вассалом на всю жизнь.  Потому что я должен исполнить то,  ради чего искал с тобой встречи.
Теперь настало время поговорить и об этом, - долив себе в плошку кумыс из большого кувшина, сказал Темир-бей. - Расскажи, зачем е я понадобился тебе и твоим друзьям?
Ольгерд тоже долил себе кумыса, сделал три большиих глотка. Спокойно, глядя бею в глаза, произнес:
- Филимон, слепой кобзарь, перед смертью рассказал нам  о твоем племяннике, Дмитрии. Я его ищу. Хочу знать то, что знаешь о нем ты.
Старый бей нахмурился , замолчал и долго сидел , устремив на Ольгерда тяжелый взгляд.
- Что именно рассказал тебе слепец?
- Все, что он знал.
- Ты уверен в этом?
-  Ему не было смысла что-то скрывать, потому что он был при смерти.
- Ты точно знаешь что он умер?
Я сам опускал его тело в могилу.
Он умер от болезни?
Нет. От раны, которую нанес ему посланный Дмитрием убийца.
Ты знаешь Дмитрия?
Я встречался с ним трижды. Первый раз когда он убил моих родителей, второй - когда он взял меня в плен и бросил раненого в лесу, а третий - этой осенью в Киеве. Так все же ответь мне, бей, какую службу ты хочешь мне поручить?
Темир кивнул.
Ты говоришь правду, казак. И я расскажу тебе все что знаю, если ты дашь мне клятву верности. Служба же тебе предстоит не подлая. Полсотни христианских солдат из разных стран, которые содержаться в Кафе под стражей, выразили желание купить свободу, совершив поход на Буг вместе с моей ордой .
И с кем идете вы воевать?
Одна из польских  крепостей осаждена московитами. На помощь им идут запорожцы. Порта сейчас в союзе с польским королем, а ногайцы - вассалы Порты. Великий визирь Кепрюле, который правит от имени четырнадцатилетнего Мехмета, приказал нам прийти к стенам города и снять с него осаду. Так что если тебе и придется скрестить сабли с христианами, это будет не набег, а честная война.  Ну что, клянешься?
Ольгерд, соглашаясь, кивнул.
Я твой должник. И я буду тебе служить. Где моя сабля ?
Темир улыбнулся, вытянул откуда-то из подушек блеснувшие каменьями ножны, протянул по-солдатски, вперед эфесом.
Ольгерд вытянул клинок на ладонь, поцеловал  шершавую сталь:
Клянусь, бей!
Удовлетворенно кивнув, старик ногаец крикнул что-то в сторону закрывающего вход полога. Не прошло и минуты как в шатер потянулись слуги и служанки с блюдами и кувшинами и начали накрывать дастархан. Уставив ковры источающими дразнящий запах яствами слуги исчезли так же быстро как появились. Дождавшись, когда они снова останутся одни, Темир-бей хлебосольным жестом предложил гостю начинать ужин, сам же отправив в рот пару щепоток плова данью вежливости тому с кем он разделил стол, начал рассказ.

* * *

У моего отца было много наложниц и только одна жена. В ее жилах, как у всех в нашем роду,  тоже текла кровь Чингизидов и отец хотел, чтобы их дети могли не только унаследовать ногайскую орду, но и при удачном расположении светил,  претендовать на ханскую власть в одном из татарских царств. Но с детьми отцу и матери не везло. В первые годы их брака рождались только девочки из которых лишь одна дожила до десяти лет, когда появился на свет и я. Мать покинула нас, когда мне было три года , а на пятый год моей жизни лагерь отца, выехавшего с небольшой охраной в степь на первую весеннюю охоту, он был страстный соколятник, да упокоит его душу Аллах, напала разбойничья шайка. Отца тогда тяжко ранили и, сочтя его мертвым, оставили, а  Агли забрали  с собой. Отец, чудом  вырвавшись из лап смерти, ожидал, что вскоре к нему прибудут гонцы неверных с предложением о выкупе - нужно быть очень безрассудным человеком чтобы держать у себя и тем более обесчестить дочь ногайского бея. Но никто так и не появился. Теряясь в догадках он стал высылать лазутчиков в селения неверных, чтобы разузнать о том, кто из казаков совершил дерзкое нападение. Однако миновало лето, пришла осень а потом наступила зима, но выяснить , кто на него напал и как сложилась судьба Агли, так и не удалось. Так и не оправившись от ран, да и от горя, отец, не дождавшись новой травы, отправился в Последнюю Степь Долгие семь лет, пока мои дядья, желая получить бейский бунчук, подсылали ко мне наемных убийц, я провел здесь, в Кафе, под защитой  ныне покойного паши, которому отец поручил меня перед смертью. В тринадцать лет, получив образование в медресе и обучившись ратному делу у янычар, я вернулся в степь. Имея при себе ярлык светлейшего султана и три сотни лучших турецких воинов, я собрал наших мурз на курултай и потребовал чтобы мне возвратили отцовский бунчук.  Покончив с междоусобицами  я , помня обещание, которое дал отцу перед смертью, продолжил поиски Агли.  Вскоре один из пленных казаков признался, что набег на отца совершил отряд известного своей жестокостью и неуправляемостью казака Герасима, зимнее стойбище которого пряталось в глубине речных зарослей. Раздобыв проводника, я посадил в седло  отборных нукеров, и напал на это селение. Если ты разговаривал с старым Филимоном, которого я приказал ослепить, то остальное тебе известно. Поиски мои завершились, но вместо сестры я обрел племянника, который был всего лишь на пять лет меня моложе. Мы возвратились в Ор-Кепе, где я проводил зимние месяцы. Я дал сыну Агли все, что мог - учителей, наставников в воинском искусстве, ласковых служанок. Но не прошло и года, как я пожалел, что взял его с собой и привел в свой дом. Жестокости Дмитрия не было пределов - он радовался когда ему удавалось причинить боль кому бы то ни было - слугам, рабам, домашним животным. И дружбы у нас не получилось - мальчишка был настоящим волчонком, ни перед кем не раскрывал свою душу и держался в стороне от родных. Вскоре от Филимона, которого он потребовал взять с собой, я узнал кто был его отцом и в голове моей возникли далеко идущие честолюбивые планы. Мой племянник был по матери Чингизид, по отцу же - наследник правителя Московского царства. И неважно было, что его отца низложили и объявили обманщиком - он носил корону, а это означает, что его потомки, кем бы он ни был на самом деле  получили право претендовать на власть.  Великий Салах ад-Дин, сокрушивший крестоносцев, был внуком простого курдского воина. Сиятельный Бейбарс,  привезенный в Каир в колодках из куманских степей , стал султаном-мамлюком и возвеличил свой род Берш на сотни лет. Памятуя об этом, я, уже представляя себя могущественным визирем при султане, который объединит под своей рукой Московское, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, я ждал,  когда в пограничных землях вспыхнет  очередной бунт, чтобы повести  на Москву под  знаменем внука Ивана Гордого большое войско татар и казаков.
«Что же, мысль , если с татарского боку, не такая уж и плохая, - вынужден было признать Ольгерд. - Внук царя Иоанна стал бы отличным предводителем для бунтарей. К такому восстанию вполне могли бы примкнуть и многие бояре, недовольные твердой рукой Романовых».
- Несколько лет  я вели тайные переговоры,  с казаками -  запорожцами и донцами. Я приглашал их к себе, дарил подарки, рассказывал о том, что в Порте живет законный московский царь, но самого же Дмитрия, боясь подосланных убийц, показывать  не спешил.  Одну из таких тайных встречь и подслушал, спрятавшись за ковром, мой племянник.  Мне тогда исполнилось двадцать лет, ему же было только пятнадцать и мы уже давно лишь терпели друг друга.  Через несколько дней после этого разговора Дмитрий даже не поговорив со мной ни о чем,  свел у меня лучших коней, и ушел в степь.   
- Ты слышал о нем после этого?
Вначале я думал, что он решил пойти по стопам отца и , заручившись поддержкой одного из воюющих с Москвой королевств, получить трон. Но вскоре выяснилось, что в нем возобладали самые гнусные черты характера и мой неблагодарный племянник, не помышляя о троне, собрал шайку отчаянных головорезов и промышляет в лесных землях. Потом и эти слухи иссякли , словно пересохший источник. До сегодняшнего дня я думал, что он погиб.
А знаешь ли ты что-то о Черном Гетмане?
Темир бей пожал плечами:
- Это какой -то языческий предмет, которому поклоняются казаки из старых родов, точно я ничего о нем и не знаю. Многие верят, что его обладатель будет непобедим в бою. А почему ты меня об этом спросил? Ведь именно в тот раз, когда нас подслушивал Дмитрий, старый казацкий бей рассказывал мне эту легенду...
Дмитрий не отказался от своих планов. Черный Гетман действительно существует, и твой племянник ищет его, проливая при этом реки крови. Он приказал убить Филимона, значит может подослать убийц и к тебе. Он уничтожает всех, кто его знал.
Я не боюсь смерти, -покачал головой старый бей. - Солнце уже село, Аллах нас не видит, а значит самое время отложить все серьезные разговоры, хорошо поесть и позволить себе небольшие слабости , которые раскрашивают в яркие цвета нашу тяжелую и унылую походную жизнь. Я долго жил и воевал вместе с казаками и научился ценить их любимую еду и питье. Мои наложницы и кухарки готовят многие ваши блюда.
Темир-бей взял в руки большой узкогорлый кувшин и стал лить прозрачную жидкость в глиняную кофейную чашку. В нос Ольгерду, дразня, ударил запах горилки. Он взял в руки протянутую чашку и уже совсем не удивился, когда на большом стоящим меж ними блюде под холстиной, откинутой хозяйской рукой  обнаружилось снежно-белое, с розовыми прожилками, сало.

Продолжение следует