Назад

Легкий речной ветерок выдувал из головы остатки бимбера, который у Михая оказался и впрямь на редкость хорош. Из отборной сброженной ржи, трижды воскуренный в большом чугунке, не меньше пяти раз процеженный сквозь березовые угли, он растекался по жилам хмельным теплом и был выпит под хрустящие соленые грузди, уху из свежевыловленной стерляди да извлеченный из дальнего схрона окорок в таком количестве, что Ольгерд начал собираться в дорогу только глубоко за полдень.

Проехав вдоль берега добрался до брода, искупав коня перебрался на другую сторону реки, посидел с полчаса на коряге, подставляя лицо жгучему солнышку и, порадовавшись негаданной свободе, двинул по набитой тропе, вьющейся среди деревьев. По ней, миновав пару затерявшихся в лесу сел, можно было выбраться на Могилевский тракт и ехать на Оршу, где, по последним полученным в Смоленске известиям, стояли войска литовского гетмана Радзивилла.

Планов на будущее у него особых не было. Про Киев он говорил старосте скорее для красного словца. По словам Михая купеческая община ближайшего города - Могилева, получив от русского царя обещание, что им сохранят Магдебургское право, была готова со дня на день открыть ворота и присягнуть присланным боярам. Расположенный ближе к Киеву Овруч принадлежал казакам. Еще пять лет назад Богдан Хмельницкий выгнал оттуда польского старосту, а вместо него поставил своего полковника. Связываться с запорожцами Ольгерд не хотел, с московитами и подавно. Стало быть ловить ему ни в Овруче ни в Могилеве было нечего. Разве что наняться к торговцу каком-нибудь, в дороге его охранять.

Размышляя всерьез о том, не вернуться ли, пока не поздно в Вильно он, углубившись в лес, проскакал версты три и вдруг услышал доносящиеся из-за деревьев резкие тревожные голоса. Не медля съехал с тропы, приметил густые папоротники в пояс, спешился. Пошел, пригнувшись, на звук.

На просторной лесной поляне шло вдумчивое толковище. Выехавший затемно из Замошья Шпилер стоял, прижавшись спиной к толстому сосновому стволу, одной рукой держась за ушибленный лоб, в другой же выставив перед собой, держал немощную шпажонку. Собеседники - хмурые замурзанные мужики, оцепили его полукругом и что-то выспрашивали, размахивая дубинками. Конь Шпилера, лишившись седока, особо не огорчился - спокойно пасся неподалеку под присмотром еще одного разбойника. «Стянули, стало быть, героя этого с седла, - подумал Ольгерд, - а теперь хотят взять живым. Сколько же их, интересно, здесь всего?»

Разбойников на поляне было семеро. Четверо держали путника в осаде, уговаривая его сдаться по-хорошему, а если не согласится, то готовые пустить в ход дубины, один стерег захваченного неухоженного конька, да двое стояли на стреме, высматривая, не приближается ли кто со стороны ближайшего села, которым была расположенная у тракта Архиповка. Поэтому голос, раздавшийся за их спинами прозвучал громом средь ясного неба:

- Всем стоять!

Голос был спокойный, чуть насмешливый и явно принадлежал человеку, привыкшему отдавать команды. Главарь шайки опустил дубину и медленно осторожно оглянулся.

Под деревьями, незамеченным выехав на поляну, стоял простоволосый всадник наставив на честную компанию стволы двух пистолей. Поперек седла у него лежал, явно заряженный, карабин, а на боку висела, поигрывая каменьями, дорогая шляхетская сабля.

Один из разбойников осторожно потянул руку за спину, но главарь запрещая, чуть заметно мотнул головой. С эти-то они пожалуй что справятся всемером, да как бы за деревьями не ждали его слуги или , того хуже, сидящие в засаде жолнеры.

- Ехал бы ты мимо, уважаемый, - чуть не просительно протянул главарь. - Мы тут в своем праве. Этот малец на нас первый напал.

- Да ты не боись, - добавил другой разбойник. - Мы что, звери какие? Христианскую душу губить не будем. Выкуп возьмем, али татарам в полон продадим.

- Ты согласен выкуп платить? - осведомился у пленника всадник.

- Мне н-нечем, - заикаясь от страха ответил тот.

- А к татарам хочешь?

Прижатый к стволу полохливо замотал головой.

- Он не хочет, - спокойно сказал всадник. - Так что сейчас вы вернете ему лошадь и исчезнете отсюда.

- Не прав ты, уважаемый, - мирным голосом, поддав деланной дрожи, ответил главарь, подмигнув при этом подручному. - Наш это лес ...

Всадник, хмурясь, молчал.

- Да что с ним говорить? Бей!!! - Завопил дальний разбойник, отвлекая к себе внимание. Главарь рыскнул в сторону, пытаясь укрыться меж деревьев, его помощник вытянул из-за пазухи сделанный из самопала обрез, а тот, что стоял в дозоре, поднял из травы незамеченное раньше копье из косы и, проявив опытность, ринулся вперед. Явно намеревался уйти от пули, поднырнув под коня, а потом резануть острым лезвием по жилам, чтобы спешить противника.

Два выстрела прозвучали почти одновременно. Главаря, словно куклу, швырнуло в бок и он, расплескивая мозги из треснувшего черепа, трахнулся головой о ствол. Подручный выронил обрез, постоял, отупевшим взором разглядывая свой живот, по которому медленно расползалось кровяное пятно и скуля, словно подбитая собака, осел на землю. Разбойник с косой смог уйти с линии выстрела, но коня поранить не успел. «Хороша воеводина сабля. Остра и в руке лежит как родная» - подумал Ольгерд прослеживая краем глаза как катится, приминая траву, отрубленная одним махом голова.

Второй дозорный и тот, что стерег коня, теперь улепетывали со всего духу. Двое из тех, что щемили у дерева Шпилера, стояли оцепенев. Ольгерд не любил пустого кровопролития, а пуще того жалел пули и порох, потому убивать сверх меры не собирался. Забросил саблю в ножны, выставил вперед карабин.

- Цел? -просил у Шпилера.

Тот молча кивнул.

- Забери обрез, садись на коня и поехали. А вы , - Ольгерд повел стволом в сторону разбойников, - ежели дернитесь, то без причастия к святому Петру пойдете вслед за дружками. Не люблю я, когда на меня оружие наставляют, нервничать начинаю...

Шпилер, не выпуска из рук шпажонку, бочком подобрался к раненому в живот, схватил обрез и затрусил в сторону своей лошади. Та, почуяв приближение хозяина, подняла голову и заржала. Раз , потом другой. По разумению Ольгерда для такого недбалого лошадника, каким был Шпилер, чести было с избытком. Так и есть. В ответ на протянутую к поводьям руку лошадка недовольно взбрыкнула, отпрыгнула и снова заржала повернув морду к опушке. Откуда-то из глубины леса донеслось ответное ржание, перешедшее в короткий храп, словно кто то, приказывая коню замолчать, резко дернул узду.

Из лесу, навстречу убегающим разбойникам вывалил отряд человек в тридцать конников. Их можно было бы принять за рейтар - все как один на сытых откормленных боевых конях, с доспехами в тяжелых надежных шлемах. Если бы не разношерстные наряды, красноречиво свидетельствующие о том, что перед ним отнюдь не передовой дозор или армейские фуражиры...

Разбираться кто приближается к поляне, свои или чужие, не было ни малейшего резону, к тому же намерения незнакомцев тут же определились. Не останавливаясь и не разбираясь ни в чем они жестко расправились с бегущими и начали разворачиваться для атаки. «Уж точно не дорогу спрашивать собрались» - подумал Ольгерд. Он развернул своего мерина и врезал ему пятками в бока. Тот обиженно заржал и припустил к лесу широкой рысью.

- Скорей! -рявкнул он в сторону Шпилера, который все не мог поймать неслушную лошадь. - беги в лес, в чащу! Убьют!

До деревьев осталось совсем чуть-чуть. Ольгерд оглянулся. Преследователи пустили своих коней в галоп. Но этих бояться не следовало - в лесу такой аллюр держать не получится, кони переломают ноги об сучья и корни. Гораздо больше его волновал один, остановивший коня и целивший в его сторону длинным ружейным стволом. Из ствола полыхнуло, Ольгерд вжался в конскую шею и со всей силы врезал коню по бокам. Уйти бы за деревья, да свернуть в давешний папоротник. Пусть потом рыскают по всему лесу. Он успел уже разглядеть в бешеной скачке уходящую в глубь чащи спасительную тропинку , как в ногу будто ударили раскаленным железным прутом и его обожгла сильная, путающая мысли боль. Конь запнулся, подломил передние ноги и Ольгерда выбросило из седла. Перед глазами мелькнуло синее-синее, с мелкими кучерявыми облачками небо, верхушки сосен, оранжевые корабельные стволы. Последнее, что он увидел был зеленый травяной ковер с пятнами сиреневых и желтых цветов. Земля вздыбилась и с размаху ударила его по лицу.

* * *

Первое что он ощутил после долгого обморока, был острый угол, впившийся в спину - он лежал навзничь на чем-то твердом. Ольгерд открыл глаза. Над ним нависало белесое утреннее небо, окаймленное кронами деревьев. Голова сильно кружилась и было не разобрать, то ли это кружится голова и мелькающие над головой ветки плывут перед глазами, то ли его куда-то везут. Загнав поглубже стоящий в горле вязкий тошнотворный ком, Ольгерд попробовал оглядеться. Картина немного прояснилась. Он лежал на трясущейся телеге поверх уложенных на нее мешков, один из которых и причинял беспокойство спине. Попробовал сдвинуться, но как только шевельнул ногой та, от колена до бедра, отозвалась нестерпимой болью. Ольгерд сжал зубы, но не вытерпел, застонал. Над ухом глухо, словно сквозь вату, зазвучал чей-то голос:

- Ну слава богу, очнулся!

Голос был обрадованный и смутно знакомый. Ольгерд, кряхтя, сдвинулся на бок. Проклятый угол перестал жать на ребро, в поле зрения вплыло молодое лицо. Напрягся, вспомнил.

- Шпилер?

- Я самый, - откликнулся случайный товарищ. - Уж думал, что не выживешь, ан нет. Оклемался!

- Мы где?

- В плену.

- У кого?

- Себя называют охотными стрельцами... . На самом деле разбойники. Пользуясь войной пошли по дорогам караваны грабить, прошлись по деревням за живым товаром. Нас вот по пути прихватили. Сейчас хабар в свой острожек везут, куда-то на Брынщину, а полон - к татарам.

- Московиты?

- Да кого здесь только нет. Русские, поляки татары. Даже швед затесался. Он у главаря в подручных.

- Главарь у них кто?

- Да бес его разберет, - глаза у Шпилера расширились и он перешел на шепот. - По имени вроде русский, кличут господином Димитрием, а кто он на самом деле -неведомо. Страшный на самом деле человек. Ему душу христианскую загубить - что муху прихлопнуть...

Ольгерд напрягся и смог, наконец, оглядеться по сторонам. Они ехали в середине обоза по неширокой, поросшей травой лесной дороге. Обоз составляли разнотычные телеги, доверху полные скарбом.

Впереди и сзади телеги сопровождали давешние тяжеловооруженные всадники, а за последним возом, который тянули два сильных откормленных вола, словно бычки на кукане, семенили на веревке люди, среди которых он распознал и встреченных в лесу разбойников.. Вместо скарба на возу жалась кучка связанных девушек.

- Ты тоже пленный? - спросил у Шпилера.

- Ага, кивнул тот. - Коня, правда, отобрали. Вот, посадили за тобой приглядывать.

- Я то им зачем понадобился?

- Как подстрелили, хотели сперва добить, да приметили дорогую саблю взяли с собой. Решили, что ты из знатного рода, теперь хотят, если выживешь, выкуп взять.

«Вот и сгодился воеводин подарок, - усмехнулся про себя Ольгерд, - и недели не прошло, как он жизнь мне спас». Вслух же произнес:

- Давно едем?

- Третий день уже. Крепко тебя об пенек приложило, у кого другого голова бы треснула. Да еще нога простреленная. Слава богу, пуля навылет прошла. Я перевязал как мог, подорожник приложил...

- А ты что, лекарь?

- Да какой там. Так, научился в странствиях раны обиходить.

К телеге подъезжало два всадника. Шпилер оглянулся и вжал голову в плечи. Первый, судя по наряду, был тем самым прибившимся к разбойникам шведом. Возраста среднего, в плечах кряжист, с короткой всклоченной бородой и мясистым неприятным лицом. Пальцы, что держат повод - длинные, узловатые, ухватистые словно клещи. В седле ездить подолгу не приучен - сутулится, елозит. Смотрит на пленников, как закольщик на рождественских поросят - прищурился, оценивающе, а глаза бегают вверх-винз, словно ищут, куда заколку вонзить. Таких обычно с радостью берут в пытошных дел мастера. Второй ехал позади и виден был только наполовину, но к ворожке не ходи, главарем здесь был именно он. Выделялся среди своего пестрого отряда как ворон, затесавшийся в стаю сорок. Конь сильный вороной, из тех, каким гордятся друг перед другом манаты, у которых земель больше, чем у всей Литвы. Всадник коню под стать. Ему бы на парадах гарцевать да паненок с ума сводить. В черненой кирасе, из-под которой выглядывает рукав опять же черного бархатного камзола. В седельной кобуре точит рукоятка пистоля с серебряными чеканными накладками. Хоть годов далеко не юных, верхом держится прямо, легко - словно в седле родился. Без шапки, волосы коротко стрижены, с проседью. Про таких говорят «перец с солью». Всадники поравнялись с телегой. Оба глядели на Ольгерда, выжидательно молчали. Он, не зная о чем пойдет речь, тоже не спешил начинать разговор.

- Очухалсь? - спросил швед, обращаясь к Шпилеру. Голос у него был под стать лицу: злой, утробный.

- Жить будет, - тихо ответил добровольный лекарь.

- Фот и славн. Тафай ты тепер ф общий строй, - швед, коверкая слова, рассмеялся, словно заквакал. - Лошати не люти - их беречь нужн...

По его знаку разбойник рангом пониже заставил Шпилера спрыгнуть с телеги, хлестнув по спине нагайкой и подогнал к веренице людей. Не останавливая обоз, спешился, споро прикуканил бедолагу в общую связку, заскочил на коня, снова хлестнул.

Швед понаблюдал за Шпилером, обернулся к Ольгерду.

- Рас жифой, теперь гофори, кто такоф? Шляхтиш? Сколько земля у ротственникофф? Сколько тенег за тепья тадут?

- Безземельный, - угрюмо ответил Ольгерд, про всяк случай подпустив к голосу слабины, что сделать, положа руку на сердце, было совсем несложно. - Был десятником у смоленского воеводы, а как как город сдали, ушел на вольные хлеба.

- Фидиш, Тмитрий! - произнес швед, обернувшись в сторону главаря. - Коворил я тебе, что толку с него не пудет. Нато было срасу заресать.

- Позабыл твой совет спросить, Щемила! - голос у главаря был сочный, чуть с хрипотцой и, на удивление, отдаленно знакомый.

Главарь подъехал к самому тележному борту, наставил на Ольгерда нехороший взгляд. Он оказался гораздо старше, чем выглядел издалека. Лет, наверное, пятидесяти. Лицо тяжелое, складки на лбу. Глаза карие, некрасивые. Взгляд не просто нехороший, - страшный.

- Что же делать с тобой, служивый? - после долгой паузы задал вопрос.

Ольгерд неопределенно пожал плечами. Пытаясь вспомнить, где видел этого человека раньше, он отчаянно тянул время.

Не дождавшись ответа главарь еще раз оценивающе оглядел лежащего Ольгерда с макушки до пят и ровным голосом произнес.

- Хочешь под мою руку? Жалованья я своим людям не плачу, но долю даю в добыче согласно заслугам. Ты воин опытный, будешь с нами - саблю верну, лошадь дам боевую вместо твоего одра. За рану не сетуй - время военное, а мы не смиренные богомольцы.

Главарь снова замолчал, теперь уже ожидая ответа.

- Подумать могу? - спросил Ольгерд , откидываясь на мешки.

- До вечернего привала, - коротко ответил главарь. - Дела предстоят большие, люди толковые мне нужны. Но и таскать с собой лишний груз нет резону.

Ольгерд кивнул. Главарь и его подручный Щемила, разом потеряв к нему интерес, вернулись в строй.

Вперед