Назад
Первое что он ощутил, придя в себя, была ноющая боль в затылке. Эта боль путала мысли и давила на глаза, не давая ни осмотреться ни собраться с мыслями. Через некоторое время он понял, что сидит, прислоненный к стене. Попробовал размяться , но смог лишь двинуть плечом, руки и ноги были плотно стянуты веревкой. По всему выходило, что кто-то , воспользовавшись тем, что он в кладоискательском угаре потерял осторожность, подобрался сзади, ударил по голове и связал.
От злости и обиды кровь ударила в виски. Головная боль отступила и Ольгерд открыл глаза. Он находился в той же самой крипте, только теперь она освещалась не куцым свечным огоньком, а похрустывающим ярким пламенем смоляного факела, закрепленного в стенном держателе. Три из четырех саркофагов были вскрыты, и их крышки раскинулись где как: одна , перевернутая, лежала на полу, другая опиралась на бок саркофага, а третья была поставлена на попа у стены. Там же у дальней стены, за ящиками, в которых хранились египетские мумии, Ольгерд рассмотрел то, чего не заметил при первом осмотре - небольшой закрытый бочонок, в каких рачительные коморники хранят обычно особо ценные соленья. Однако крипта с мумиями и саркофагами для погреба решительно не подходила...
Думать о том, что может хранится в бочонке,было некогда, нужно было быстро понять, что же на самом деле произошло. Ольгерд повернул голову влево, где на пустом пятачке меж факелом и саркофагами ворочалась черная тень.
Тень развернулась к нему, сверкнула глазами, ощерилась в белозубой волчьей ухмылке и спросила:
- Ну что, очухался, служивый?
Ухмылку, взгляд и голос этого человека невозможно было спутать ни с чьим другим. Перед ним, хороня за спиной какой-то предмет, собственной персоной стоял Дмитрий Душегубец. В глубине души Ольгерд надеялся, что оглушил и стреножил его какой-то местный тайный страж, приставленный хозяевами подземелья для негласной охраны своих сокровищ. Сейчас же дело принимало самый что ни на есть скверный оборот. Более всего остального Ольгерда сейчас волновал только один вопрос. Него он и задал, прямо глядя в глаза супостату:
- Почему ты меня не убил?
Душегубец рассмеялся каркающим коротким смехом.
- Толку мне с твоей быстрой смерти. Хочу прежде узнать, кто ты такой на самом деле и чего хочешь. Слишком уж часто в последнее время ты у меня на пути встаешь.
- А если я ничего не скажу?
- Скажешь как миленький. На допросе стойких молчунов не бывает. Бывают неумелые дознатчики. Ну а я уж, поверь, в этом деле один из первых.
- Пытать меня дело хлипкое. Провозишься до утра, начнут нас искать, глядишь и имеется при костеле тихушник-соглядатай , что знает про тайный вход, и сообразит, куда мог исчезнуть не выходя из костела заезжий шляхтич. Так что решил убить -убивай. Нечего со мной тут лясы точить.
Душегубец присел на египетский ящик и поглядел на Ольгерда как-то по-новому. С интересом.
- Слишком уж ты быстрый, литвин. Сам посуди, я тебя в лесу раненого оставил на верную смерть -ты выжил. Потом под Киевом , когда я египетского лазутчика отловил, объявился и отбил пленного. Позже нашел Щемилу в запорожье, убил его, а затем объявился в Клеменце вместе с ногайцами во главе которых стоял мой дядя Темир. Да и в лесу тогда, чует мое сердце , не впервые мы с тобой повстречались, уж больно взгляд твой мне, парень, знаком.
- Ну так и что с того?
- Раз гоняешься за мной, то знаешь, что я как волк, один чуть не с самого рождения. Не с кем о главном поговорить, а хочется иногда. Да и кто обо мне знает, столько сколько удалось выяснить тебе? Да и тебе самому, поди, хочется мне рассказать о том, , какой заточен на меня за зуб. Разное бывает, в жизни глядишь, поговорим, да и и поладим.
Ольгерд не обольщался на счет своего пленителя. Как бы Душегубец мягко не стелил, в живых его оставить не собирался ни при каком раскладе. Все что теперь оставалось так это любой ценой тянуть время и вытягивать из Дмитрия побольше полезных сведений надейясь при этом разве что на чудо
- Давай так, - выдержав длинную, насколько было возможно, паузу, медленно ответил Ольгерд. - поговорим баш-на-баш. Ты спрашиваешь - я отвечаю, потом я спрашиваю - ты говоришь. Идет?
Душегубец снова рассмеялся.
- Ну что же, согласен. Тогда вот тебе мой первый вопрос. Где мы с тобой повстречались впервые?
- Лет двадцать назад , если не больше, ты разорил на курщине селение Ольгов. Там убил помещика-литвина вместе с женой. Это мать моя была и отец. Я тогда чудом уцелел, но тебя на всю жизнь запомнил. А тогда под смоленском узнал.
- И, конечно, поклялся отомстить?
Ольгерд кивнул.
- Два раза ты был у меня в руках и от смерти уходил, - задумчиво, будто говоря сам с собой, протянул Душегубец. - Стало быть, не случайность все это ... Ну да ладно, о твоей судьбе потом потолкуем. Спрашивай, твой черед.
- Что произошло после того, как ты оставил Кирилловский монастырь?
Душегубец ухмыльнулся.
- Всю историю хочешь услышать? Ну что же, так тому и быть. Раз ты оказался здесь, стало быть как и я, прознал, что саркофаги Ольговичей вывез из монастыря Радзивилл. Я послал Щемилу на хутор, чтобы он порешил старого кобзаря, который знал обо мне больше, чем положено, сам же поехал в Вильно. Но во время осады города к гетману было не подобраться, пришлось ждать, когда тот сдаст город и уедет в Кайданы. Там, заключив союз со шведами, покойник немного расслабился, да и многие шляхтичи из личной охраны его покинули как предателя Речи Посполитой. Воспользовавшись ситуацией, я нанялся в гвардейскую роту, дождался удобного случая, когда этот фанфарон уединился в опочивальне с молоденькой горничной, снал его с девицы прямо в постели, для пущей острастки вскрыл ей горло и устроил нашему собирателю реликвий небольшой допрос. Как оказалось, этот надутый индюк понятия не имел, что хранится внутри саркофагов. Ему хотелось привезти в родовое имение княжеские останки, чтобы хоть немного сравниться с Криштофом Сироткой. Под раскаленной кочергой, которую я водил у него над пахом, гетман он признался , что спрятал саркофаги в подземельях костела. А вот про то как туда проникнуть, рассказать не успел, помер от страха, сердцем видать был слаб. Я избавился от тела девчонки, гетмана разложил в постели так, будто он умер естественной смертью, сам же покинул Кайданы и принялся искать тех, кто посвящен в тайну Несвижского костела. Так вышел на иезуитов, затем на рижских хранителей. Самым сговорчивым из посредников оказался сластолюбивый клеменецкий професс. Когда в Риге эти тихушники дали мне от ворот поворот, я конечно разозлился. Хотел скакать обратно в Клеменец и вспороть брюхо старому мужеложцу. Однако вспомнил о нашей встрече , увидел рядом с тобой лысого египтянина, потом узнал что здесь же и Темир-бей и понял, что не все потеряно ... Решил не суетиться и подождать в городе недельку - другую. Так оно и вышло. Вскоре в город приехала вся твоя орава и начала изображать из себя опытных кладоискателей. Остальное было несложно лазутчики вас тебя, как из песка пуля. Тебя я потерял из виду, однако приставил соглядатаев к лысому, лекарю и татарчонку, который оказался на самом деле бабой. Она -то и вывела меня прямо к тебе. Сообразив, что ты уже побывал в архивах, я нанял полтора десятка оставшихся без работы шведов и отправил брать тебя живьем. Дальше все было просто - расправившись с врагами ты рванул в Несвиж, а я отправился сюда на несколько часов раньше и, спрятавшись за забором, наблюдал как ты спускаешься в усыпальницу ... - Душегубец закончил рассказ, помолчал немного, словно давая собеседнику время оценить собственную оборотистость и произнес. - Ну что же, теперь твой черед ...
Главное Дмитрию было уже известно, потому таиться в мелочах не было ни малейшего смысла. Ольгерд, изо всех сил стараясь выглядеть слабее чем на самом деле медленно и тихо, то и дело давая себе длинные передышки, рассказал обо всем, что с ними произошло. О договоре с Измаилом, путешествии на сечь, разговоре с Филимоном и приключениях в Крыму, за которыми последовал военных поход на Клеменец. Душегубец слушал внимательно, не перебивал, покачивал головой. В глазах у него посверкивали искорки в которых Ольгерд прочитал оттенок уважения, которое он и сам обычно испытывал, встретив в бою достойного противника. Закончив повесть о своих злоключениях, он , собравшись с духом , спросил:
- И чего ты хочешь теперь?
Душегубец не сразу начал говорить. Посмотрел на Ольгерда уже совсем не ерническим , суровым взглядом, словно оценивая, насколько можно довериться в самом сокровенном. Желание выговориться победило. Дмитрий повел рассказ столь откровенный, что Ольгерд окончательно убедился: после того как они завершат разговор, ему не жить:
- Чего я хочу? Да того, же чего и хотел всегда. С того самого часа, когда морозным московским утром тело отца было привязано к пушке и прямо у меня на глазах разлетелось в клочки. Хочу я совсем немногого. Отомстить всем , кто приложил руку к смерти Дмитрия Иоанновича и вернуть себе трон, который принадлежит мне по праву рождения. Думал я об этом давно, но начал действовать только после того как подслушал разговор Темира с казацким полковником. Темир, строя свои неосуществимые планы, был смешон, как евнух, мечтающий о плотской любви. Я ушел на украину, сколотил свой отряд и начал ходить от Днепра до Волги, освобождая купцов и помещиков от греховного богатства, а их дочерей от невинности. Ждал своего часа и дождался Но как-то раз мы нарвались на стрелецкую засаду. Людишек моих перебили, а меня самого посадили в острог. О жестокости моей уже тогда легенды ходили, потому патриарх московский Филарет и приказал тайно доставить меня к нему на разговор. Разговор оказался интересным. Сын Филарета, Михаил, был недавно избран царем Московским и отец, истинный основатель новой династии, страшно боялся законных претендентов и самозванцев, а потому готов был пойти на все, чтобы от них и следа не осталось на грешной земле. Заключили мы с ним тогда договор, после смерти Филарета подтвержденный и самим Михаилом. Я со своим отрядом разбойничаю и под видом налетов уничтожаю всех, кто хоть как-то может оспорить право Романовых на престол: Рюриковичей, что были в близком родстве с московскими князьями, Годуновых и всех Шуйских, от мала до велика. За это мне обещано было немалое содержание лошадьми и оружием и земли в глухом лесу, куда стрельцам и казакам настрого будет запрещено соваться. Правда не знали отец и сын Романовы, что я не им, а себе дорогу в Кремль расчищаю. Так годами и шло. После того как мы всех извели, от старцев, одной ногой стоящих в могиле, до новорожденных сосунков, новое дело нашлось. Распорядился царь Михаил так же как и раньше гулять по польным украинам и пограничным землям, и убивать тех, кто исконные, еще со времен Великих княжеств Киевского да Литовского, вотчины имел и новому царю присягать не желал. Вот тогда-то , уж не обессудь, мне твой Ольгов на пути и попался. Шли годы, отряд мой рос, из Кремля в тайне нам уже не коней и пищали, а золото с серебром возили. Я же, все это время искал Черный Гетман. Думал я уже и объявиться на Дону, как законный наследник но тут, как назло, на московский трон взошел сын Михаила, Алексей. Совсем это был другой человек. Не в крови смутных времен воспитан, а в кремлевских палатах. И управлять державой стал по-другому. Вскоре он прознал о моем уговоре и в ужас, как говорят пришел. Правда или нет -не знаю, только вскоре на нас был послан чуть не целый стрелецкий полк. Со строжайшим приказом пленных не брать а опасных татей перебить без пощады на месте. Уйти-то я , конечно, ушел. Только вот людей своих и все нажитые запасы потерял, и о том, чтобы возглавить бунт, не было теперь и речи. С тех пор я и стал тем что есть - разбойником, волком лесным, которому страшно на люди показаться. Ну да ладно, худшее позади. Теперь Черный Гетман, наконец, у меня, а стало быть, время близко.
- И что же тебе даст Черный Гетман? - не выдержав, перебил Ольгерд.
- А ты что, не знаешь? - переспросил Дмитрий. Не на шутку увлекшись рассказом он позабыл об уговоре «баш-на-баш» и, не чинясь, продолжил:
- Для казаков тот, кто владеет Черным Гетманом - это предводитель, который спасет от врагов Украину. Объявившись, я сразу же соберу вокруг себя изрядной войско. Для московитов же я в первую внук царя Иоанна. Многие бояре сегодня недовольны Романовыми и готовы будут примкнуть к восстанию при том, что его возглавит не худородный самозванец, а законный претендент.
Ольгерд промолчал, хотя в последних рассуждениях последнего Рюриковича узрел изрядную прореху. Из того, что он знал о смутных временах, мало кто считал Дмитрия Самозванца подлинным царевичем Дмитрием, чудом спасшимся в Угличе, а потому у его сына не так уж много шансов стать во главе боярского восстания.
- Но и это еще не все, 0не на шутку уже увлекшись вещал Душегубец. - Не забывай, что по материнской ногайской крови Чингизид. Если старыйТолуй одумается и будет делать что я скажу, то я со временем стану сперва ногайским беем, а затем, сместив оплывших жиром Гиреев и крымским ханом. Да и в Клеменце в свите Яна Казимира я время зря не терял. Этот король, пешка в руках иезуитов, уже сейчас остался без королевства. Пройдет немного времени и он отречется от престола, после чего род Ваза потеряет власть над Польшей. Шляхта кинестя искать нового короля. И если свою кандидатуру выставит на сейме сын Дмитрия, при котором поляки безраздельно царили в Москве, человек, держащий в узле казаков и татар, претендующий на шапку Мономаха, да к тому же обещающий шляхте небывалые вольности и привилегии, то такой претендент сможет привлечь на свою сторону очень и очень многих.
И ведь с чем чорт не шутит, у этого может все получиться, тоскливо подумал Ольгерд. Собой виден, через людей переступает, как через корни на лесной тропе, кровь готов проливать хоть ручьями, хоть реками. И главное - нескорушимо, до абсурда уверен в собственной правоте. Вот тебе и лесной разбойник, падкий до древних реликвий ...
Так или иначе, но разговор был закончен. Боль в затылке снова дала о себе знать. Ныли, затекая, крепко связанные ноги. Ольгерд справился с подкатившей дурнотой, поднял глаза на Душегубца и прочитал в них, словно в раскрытой книге свою ближайшую судьбу. Жить ему, без сомнения, оставалось с комариный чих. Он сглотнул подступивший к горлу комок и попросил:
- Покажи Черный Гетман.
- Зачем он тебе? - искренне удивился Дмитрий. Понимаю лысого, у них там своя многовековая игра. А тебе-то чем интересны эти вохвовские цацки?
- Слишком много из-за него крови пролито. Хочу своими глазами увидеть.
- Ну что ж, смотри!
Душегубец вытянул из-за спины продолговатый завернутый в холстину предмет. Отбросил грубую ткань и в руках у него засверкал в отсвете факела черный пернач. Был этот странный предмет, безо всякого сомнения, сделан из железа, однако поверхность имел неровную, словно выломанный из жилы кусок угля с тысячью черных сверкающих граней, по которым бегали красно-желтыми искрами отблески пламени.
- Поглядел? - сам налюбовавшись вволю на свою находку, спросил Душегубец, снова заворачивая реликвию в холст. - Завидуешь мне, поди? Только завидовать тебе нет резону - если верить всем преданиям и легендам, которые вокруг этого пернача гуляют, то он лишь в тех руках будет силен, в чьих жилах течет настоящая великокняжеская кровь. Кроме этого и обряд особый нужно провести - в полнолунную ночь напоить досыта Черный Гетман алой водицей. Тогда-то его хозяин полную силу и возьмет.
Ольгерд молчал. Душегубец, придя в какое-то лихорадочное возбуждение, продолжил:
- Ну что, порадовал душу? Пожалуй что на этом и распрощаемся. Только уж, зла на меня не держи, но смерть я тебе уготовил не простую, а лютую. Ты ведь такой и достоин. Сам посуди, в Ольгове я тебя не убил, ты спасся. В лесу бросил раненого -ты уцелел. Значит оба мы бросаем вызов судьбе. Сейчас третий раз, так что я и теперь кровь проливать не стану. Крипта эта сделана добротно, все щели замазаны, воздуху неоткуда пройти. Так что дышать тебе здесь от силы до утра.
- Душегубец ты и есть, какой из тебя царь? - прохрипел в ответ Ольгерд, изо всей силы удерживаясь, чтобы дрогнувший голос не выдал охвативший его ужас. - Да только Бог тебя рано или поздно за все накажет.
- С Богом у меня свои счеты, - отмахнулся от него Дмитрий, словно муху погнал . - Царь Иоанн Василевич, бают, зело суеверным был государем, в знамения и приметы верил похлеще, чем в доносы. Что ему не помешало земли русские за Урал прирастить. А я, похоже, весь в деда пошел. Ну да ладно, мне нужно спешить. Прощай, литвин!
Дмитрий вынул из держателя факел, вышел из комнаты и запер снаружи дубовую дверь. Послышались тяжелые удаляющиеся шаги, глухо пророкотала, возвращаясь на место, гранитная плита.
Наступила мертвая тишина.
* * *
Оставшись в беспросветном мраке Ольгерд на удивление быстро успокоился. Смерть отступила на неопределенное время и стала теперь казаться не такой уж и неизбежной. Он завалился на бок и отталкиваясь ногами от пола пополз ужом в ту сторону, где должны были стоять саркофаги. Уткнувшись макушкой в ножку-львиную лапу изловчился, сел, развернувшись спиной и нащупав угол с какими-то завитушками, начал размеренно тереть об него стянутые веревкой руки. Елозил долго, даже взмокнуть успел, однако своего наконец, добился. Колючее пеньковое вервие, каким привязывают лодки и треножат коней, ослабло и, даруя хоть и небольшую, но свободу, опало с запястий. Чтобы распутать узлы на ногах понадобилось времени ровно столько, чтобы, охнув, согнуться и вытянуть из голенища засапожный нож.
Размявшись и разогнав кровь, Ольгерд опустился на пол и начал шарить в темноте руками. Нащупал отброшенную к стене свечу, достал из кармана кресало, добыл свет. Саркофаги так и оставил разверстыми, берег силы. Подошел к двери, внимательно ее рассмотрел и покачал головой. Это была цельная доска, вырезанная из твердого, словно камень, мореного дуба. Для очистки совести в поисках тайного выхода обстучал все четыре стены сверху донизу. Не солоно хлебавши вернулся к двери, достал нож и , стараясь даже не думать о гранитной плите , погасив свечу, начал долбить острием в одно место.
Долбил он долго, время от времени отдыхая и собираясь с силами. Дышать становилось все тяжелее, рука слабела, выщербина в двери была глубиной от силы в четверть дюйма, когда нож выпал из рук, а перед глазами поплыли красно-фиолетовые круги и в ушах зазвенели странные голоса.
Ольгерду почудилось вдруг, что он снова стоит в тоннеле, по которому его приводили к знаниям потомки сгинувших дано тамплиеров. И, как тогда в тоннеле вдали перед слабеющим взором забрезжил свет. Он ринулся вперед, раздвигая руками обжигающе-холодную воду, но остановился, разглядев плывущие навстречу, словно бревна, устремив восковые лица в серый потолок бесконечные мертвые тела.
Мимо него по воде проплыли все те, кто при нем так или иначе отправился на тот свет. Была там девочка, имя которой он забыл, дочь стряпухи, участница детских игр умершая от лихорадки, мать и отец, десятки лишенных жизни в бою врагов, слепой кобзарь Филимон, мальтиец Анри . Тарас Кочур, посаженные на кол казаки, Фатима, и убитые в Риге наемники. Кому принадлежало последнее плывущее из тоннеля тело он разглядеть не смог, окончательно обессилев от удушья. Угасающий разум Ольгерда понял - еще немного, и он поплывет по воде вслед за всеми, как вдруг едва различимый свет в конце тоннеля вдруг приблизился и ярко, до рези в глазах, засиял. Щелнкул засов, дубовая дверь открылась и в крипту, пьянящим мозельским вином, хлынул сырой утренний воздух.
* * *
Ольгерд, оперся о стену и присел на ближайшее возвышение, которым оказался тот самый ящик, на котором сидел, разговаривая с ним Душегубец. Пока он приходил в себя, Измаил, с факелом в руке осматривал крипту. Скользнул взглядом по коробам с мумиями, подошел к саркофагам, осветил их внутри, покачал головой:
- Черный Гетман был здесь?
- Да, - кивнул Ольгерд. - Только Дмитрий его забрал.
- Давно?
- Не знаю. Что сейчас на дворе?
- Вечер. Настоятель сказал, что ты сюда приехал вчера, попросился молиться в костеле и пропал.
- Ты же Вильно должен был ждать. Как здесь оказался?
- Почти случайно. Когда из Риги выезжали, спросил у стражи, не видели они человека с приметами Душегубца. Те и припомнили за полталера, что был такой, только вчера. Тут уж сложить два и два, чтобы понять , что тебя ждет засада, было несложно. Кинулся в погоню. До сих пор от седла седалище болит и спина не разгибается. Дальше -понятно. Расспросил обо всем иезуита, спустился в усыпальницу, по твоему рассказу открыл вход в подземелье. В общем, в сорочке ты родился, Ольгерд.
В крипту забежал Сарабун. Потянул носом воздух, сморщился, словно гнилья нюхнул, подскочил к Ольгерду, оттянул ему веко, приложил ухо к груди и решительно заявил:
- Немедленно на улицу!
Пока Ольгерд разговаривал с Измаилом, лекарь успел обследовать дальнюю галерею и решительно повел его по длинному коридору, который вывел их на опушку леса. Выход из подземелья был замаскирован под придорожную каплицу с незаметной дверцей в фундаменте, открыть которую можно было только изнутри.
Не чувствуя холода Ольгерд сел на прямо землю и обхватил руками колени. Над лесной опушкой висела мягкая шелестящая тишина. С неба падали нечастые большие снежинки и угрюмый лес на глазах преображался, укрываясь праздничными белыми шапками. Но на душе было пусто и тоскливо.
Рядом, сопя, примостился Сарабун.
- Похоронили Фатиму?
- Похоронили, все честь по чести. Поговорили с татарами на постоялом дворе, те и подсказали, где за городом небольшое мусульманское кладбище.
- Вот и ладно, земля ей пухом.
Дверца, скрывающая тайный ход, раскрылась и из темноты, кряхтя, выбрался спиной Измаил. В руках он с трудом удерживал тот самый бочонок, который Ольгерд приметил в крипте.
- Что там?
- Думаю, золото. Не огурцы же будут хранить магнаты в подобном месте. Да и весит столько, что я, пока вытаскивал, едва спину не сорвал. Вот вам и будет работа, пока я не возвращусь.
- Куда ты еще собрался?
- Вернусь поверху в город, заберу коней и оружие, наплету что-нибудь иезуитам, чтобы не ломали головы, куда ты пропал.
- А дальше?
- Дальше будем думать, где теперь Душегубца искать.
Ольгерд в ответ промолчал. Дождался, пока Измаил, чуть припадая на ногу и отталкиваясь посохом от земли, скроется за поворотом, поставил бочонок, вынул нож сковырнул верхний обруч и выбил крышку. Измаил не ошибся — бочонок был доверху заполнен монетами, и не серебрянными ефимками, а незатертыми золотыми дублонами. Сарабун, наблюдавший за его действиями , охнул из-за плеча. Не испытывая ровным счетом никаких чувств, Ольгерд зачерпнул монеты в пригоршню и выпустил их обратно сквозь пальцы. Потом прикрыл крышкой, чтоб не блестело, опустился на пень сидел в молчании до тех пор, когда уже в сумерках, возвратился, ведя коней в поводу, Измаил.
Они сидели втроем у вокруг небольшого костра. В темноте у деревьев недовольно храпели привыкшие к стойлу кони. Сарабун достал из сумки хлеб, порезал его аккуратными ломтями и жарил на прутиках куски сала.
- Вот и все, - завершил рассказ Ольгерд. - В крипте, помимо саркофагов и золота, спрятаны мумии из твоего Египта. Душегубец отправился завоевывать весь мир. Ну а рижские архивы, судя по их размерам, хранят столько тайн, что и не вообразить. Правда, что это за хранители и какому богу они молятся, я так и не понял.
- Здесь как раз все понятно, - ответил, не отрывая глаз от пляшущих языков костра, Измаил. - Тебя провели через обряд посвящения вольных каменщиков. Это тайное общество, которое считает себя потомками мастеров, строивших в Иерусалиме Соломонов Храм. Их мистерия с тоннелем и завязанными глазами означает блуждание человека в одиночку во тьме невежества. А протянутая тебе путеводная рука символизирует путь к свету знаний через обретение братьев-единомышленников. Кроме того, считается , что вольные каменщики связаны с тамплиерами — ведь этот, давно распущенный орден, назывался когда-то «Орден рыцарей Христа и Храма Соломонова» - так что здесь еще и прямая связь с посредниками-иезуитами. Что касается этого магната, Сиротки, то действительно, я припоминаю записи полувековой давности, о том что в нашу общину в аль-Кусоре прибыл польский паломник, страстно возжелавший проникнуть в тайну бальзамирования и готовый платить за это любые деньги. Ну да ладно, о тайных обществах и их связях мы поговорим потом, за кружкой доброго пива, когда вернем Черный Гетман обратно в Киев. Куда теперь отправимся, Ольгерд?
Ольгерд встал, перебросил через плечо повешенную рядом на сук портупею, привычным движением проверил, на правильном ли месте сабельный эфес.
- Кто куда. Измаил.
Хоть на лице у египтянина и не дрогнул ни один мускул, было видно, что такого ответа он не ждал.
- А как же наш уговор? - произнес он после продолжительной паузы.
- Нашему уговору пришел конец. О чем мы тогда в церкви друг другу клялись? Найти Душегубца и Черный Гетман. Душегубца мы отыскали. Черный Гетман тоже. Что первого не убили, а второй не забрали — на то воля божья. Не нужно было тебе с самого начала меня с собой брать. Проклятье лежит на моем роду.
Египтянин пожал плечами.
- По букве договора ты прав. Как знаешь. Куда подашься теперь.
- Сперва в Лоев. Узнаю, где Ольга, поеду за ней. Ты со мной, Сарабун?
Лекарь давно позабыв про шкварчащее в костре сало, стоял потупив глаза.
- Что не так? -спросил его Ольгерд.
- Ты уж прости, господин, - протянул Сарабун неуверенным, но одновременно твердым голосом принявшего окончательно решение , но вместе с тем робеющего человека, - но не поеду я дальше с тобой. И не в тебе тут дело, за тобой-то я, как за каменной спиной. Просто в последнее время я начал превращаться из медикуса в какого-то могильщика. Ну кобзарь покойный, это ладно. Это еще можно понять. А потом наши кондотьеры из Кафы, мой благодетель Пан Тарас, казненные казаки. И , наконец эта девушка, Фатима. Устал я, господин Ольгерд от эдаких пертурбаций. Отпусти ты меня учиться, мое дело людей исцелять.
Ольгерд, ни слова не говоря, кивнул, пошел собирать коней.
- Что с золотом делать думаешь? - окликнул его Измаил.
- А что оно разве мое?
- Ты первым в подземелье проник, стало быть твое. Тебе и решать.
- Что тут решать? Выдай Сарабуну столько, чтоб на жизнь да учебу хватило. Себе возьму лишь на то, чтобы Ольгов свой выкупить. Остальное бери себе. Ты ведь, я так понимаю, от цели свей не отступишься.
- Не могу, - серьезно ответил египтянин и, отбросив крышку бочонка, стал раскладывать дукаты на три кучи.
Собравшись, Ольгерд крепко прижал к груди плачущего навзрыд Сарабуна. Подержал за плечи Измаила, глядя ему в глаза. Египтянин из последних сил старался выглядеть невозмутимым, но видно было, что и ему расставание с компаньоном дается отнюдь нелегко.
Он вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал навстречу пламенеющему небу по сказочно красивой лесной дороге. Кони пробивались через свежевыпавший тонкий снег, и за ними тянулась густая цепь черных, наливающихся влагой, следов.
Продолжение следует