Назад
Границы вольностей запорожских казаков в разное время и от различных обстоятельств постоянно менялись. Отсюда определить с точностью пределы запорожских вольностей, в особенности на первых порах исторической жизни казаков довольно затруднительно а иногда, при отсутствии точных на этот счет данных, совершенно невозможно.
Д.И. Эварницкий, Вольности запорожских казаков, 1898 г.
Он очнулся от споривших голосов и понял что жив. Голоса эти навряд ли принадлежали обитателям небесных сфер, и уж не ангелам - точно. Один надменно-грубый, обращавшийся к собеседнику свысока, другой тонкий, требовательный, пытающийся что-то доказать но, скорее всего, безуспешно:
- Рана с Антоновым огнем лечению не подлежит. И ежели на конечности , то конечность сию полагается скорейшим делом отъять! - вещал надменный.
- Но ведь и отъятие ноги, то бишь, ампутасион, приведет к летальному исходу! - возражал тонкий. - На плече рваная рана, он потерял много крови. Раненый изрядно ослаб и не выдержит операции.
- И что же наш знахарь предлагает делать?
- Геруды, пан лекарь. Геруды, травяные притирки и укрепляющее травяное питье!
В разговоре возникла пауза. Ольгерд было решил, что надменный, названный лекарем обдумывает предложение тонкоголосого знахаря, однако ошибся.
- Не будь ты, шарлатан-недоучка, любимцем нашего сотника, - отозвался надменный, - лежать бы тебе уж давно на лавке под батогами за этот спор! Так что иди отсюда подобру-поздорову. Сейчас вот мой слуга с инструментами придет, палатку во дворе поставим - горницу потом не отмоют от крови, кликнем мужиков покрепче, чтоб держали, зальем горилки полштофа и приступим...
Ольгерд вдруг понял, что речь идет не о ком-то а именно о нем. Открыл глаза
Надменный голос принадлежал носатому господину в треуголке и запыленном с дороги цивильном платье. Обладатель тонкого голоса, невысокий круглолицый человечек лет за тридцать на вид, с широким приплюснутым носом и пухлыми губами, был облачен в подобие монашеской рясы, поверх которой была накинута перетянутая поясом свитка.
Тонкоголосый знахарь-шарлатан стоял лицом к Ольгерду, а потому первым заметил его пробуждение. Он округлил глаза и, не дав опомниться собеседнику, метнулся к дверям. Закричал с порога как резаный:
- Пан сотник, пани Ольга! Очнулся ваш найденыш!
Не успел обладатель треуголки обернуться и раскрыть рот, как со двора в горницу зашли двое. Первым, наклонившись, чтоб не зацепить притолоку, через порог шагнул хмурый пожилой казак, чью могучую фигуру прятали свободные дорогие одежды. Вслед за ним впорхнула совсем молодая девушка с золотистой косой, спускающейся из-под наспех повязанного платка.
Казак угрюмо глянул сперва на лекаря, потом на знахаря. Те раздвинулись по сторонам.
- Кто таков? -спросил он, подойдя к лавке, на которой лежал раненый.
- Наемный десятник соколинской хоругви Смоленского воеводства, - пересохшими губами ответил Ольгерд. Чуть помолчал и добавил. - Был.
- Как же тебя на Черкасщину занесло?
- После сдачи Смоленска не стал царю присягать. Ехал на Киев. Попал в плен к разбойникам. Узнали, что выкуп платить нечем, бросили в лесу...
- Ясно. Там тебя моя племянница и подобрала ...
- Где я? - прошептал Ольгерд. - От слабости у него мутнело в глазах.
- Пан Тарас! - решительно вмешался в допрос знахарь. - Раненый в тяжелом состоянии. Ему не допрос сейчас чинить нужно, а немедля определить порядок лечения!
- Так и определяйте! - громыхнул старый казак. - Вас тут двое лекарей, вам и карты в руки...
В разговор вступил, наконец, хозяин треуголки. Лицо у него оказалось одутловатым, нос крючком, глазки поросячьи. Ольгерд загодя решил, что бы не предлагал этот живодер - не согласится с ним нипочем.
- Как я уже говорил вашему протеже, - поджав губы произнес лекарь, - рана с гангреной смертельно опасна. Чтобы сохранить пациенту жизнь, требуется срочная ампутация... Но мещанин Сарабун, как известно, никакого ученого звания не имеющий, утверждает, что сможет вылечить сего человека при помощи пиявиц, притираний, да зелий непонятного происхождения ...
- Сарабун под Берестечком меня, израненного на себе с поля вынес, да вылечил безо всяких ножей! - ответил казак. - Верю я ему поболе, чем многим армейским коновалам. Однако ты, пан лекарь, за то и взят ко мне в сотню, что славишься твердой рукой да острым глазом, многим жизнь сумел сохранить. Так что не знаю, что уж тут решить...
Тут в разговор вмешалась притихшая поначалу девушка.
- Не кукла же перед нами бессловесная, дядюшка. Может самого его и спросим?
Голос у нее был звонкий, чистый, взгляд живой, чуть тревожный. Ольгерд понял, что это и есть тот самый ангел, которого он встретил в лесу.
- И то правда, - кивнул казак. - Раз в чувство пришел, десятник, то значит сам и решай.
Решать-то особо было и нечего. Из спора двух лекарей он уже понял, что шансы на выздоровление: что с «операсьоном», что без, у него примерно равны. Точнее, почти никаких. А куда ему без ноги? В лучшем случае на паперть, где после многолетних кровопролитных войн от калек уже давно не протолкнуться.
Он обернулся в сторону Сарабуна ткнул в него пальцем и едва шевелящимся языком вытолкнул:
- Лечи!
Букли у сотенного лекаря недовольно дернулись.
- Ну что же, как знаете. Но помните, что я был против и сделал все, чтобы его спасти!
Ольгерд закрыл глаза. Его несло наваливающейся волнами болью, словно лодку в бурной воде. Кто-то приподнял голову и приставил к губам теплый глиняный край. Он потянул в себя горячее, с натугой глотнул. Отвар был со вкусом меда и терпких духмяных трав. Вскоре боль стала отступать и его окутала мягкая бархатистая дрема.
Вперед