Назад
Барка с тихим шелестом рассекала днепровскую воду. По левому берегу вдаль, сколько мог достать взгляд, простиралась ровная как стол, заросшая лозняками равнина с болотцами, протоками и озерками, перемежавшимися кое-где с заливными лугами. Справа, вырастая чуть не из воды, стеной вздымались крутые, поросшие лесом холмы с цепью рубленых сторожевых башен, передающих вглубь страны сигналы о татарских набегах. Устроившись на свернутом в бухту канате Ольгерд наслаждался тишиной и покоем, наблюдая за тем, как широкий нос тяжело груженого судна, пуская по сторонам длинные казацкие усы, гонится за дрожащей лунной дорожкой. Луна на Днепре оказалось особой - большой, круглой, выпукло-сочной и густо-оранжевой, словно редкий плод-померанец, виденный им в зимнем саду у одного из литовских магнатов. Небо было чистым, а луна настолько яркой, что после Триполья, их старший, жалея время и силы гребцов, приказал при попутном ветре идти под парусом по ночам.
За спиной раздался шорох. Ольгерд обернулся. Изз трюма высунулась знакомая голова. В свою очередь узнав Ольгерда. Сарабун тут же нырнул обратно -даже на третий день пути лекарь не рисковал попадаться ему на глаза: почти сразу после отплытия Ольгерд обнаружил своего невольного спутника чудом просочившимся на борт и разозлился настолько, что едва не выбросил его в сердцах прямо в Почайну. Отговорил Измаил. Сослался на то, что уроженец Бердичева вряд ли умеет плавать, без денег пропадет, а по неуемности собственного нрава и вспыльчивости куреневского кошевого, долго при Моляве в лекарях не продержится.
Из трюма послышались встревоженные голоса: один что-то просил, другой вроде бы от чего-то отговаривал и вскоре на палубу поднялся Измаил. Египтянин сел прямо на палубу, откинулся спиной на фальшборт, сбросил капюшон и, откровенно наслаждаясь, подставил безволосый череп прохладным струям ночного ветра.
- Если бы вместо елей и дубов здесь росли бы пальмы, - сказал он, подняв глаза к Луне, - то эти места ничем бы не отличались от долины моего Нила. Такая же широкая, медленная река, большое небесное светило, яркие, бессчетные звезды. Только вот Млечный путь у нас не висит над самой головой.
- Здесь его называют Чумацкий шлях, - ответил Ольгерд.
- У каждого народа для созвездий свои названия, - кивнул Измаил. - Мы, например, называем его совсем иначе...
- Самое время тебе рассказать, кто это такие "мы" и зачем вам казацкая реликвия, - ответил чуть резко Ольгерд. Отдохнув и придя в себя после безумной гонки последних дней, Ольгерд хотел получить ответ на отложенные в спешке вопросы. - Не знаю. что там у вас за церковь, но за все время , начиная с того дня, когда мы встретились, я не разу не замечал, чтобы ты не то , что молитву прочел, - просто на церковь перекрестился...
- В наблюдательности тебе не откажешь, - не смутившись, улыбнулся Измаил. - ты прав, я, как и мои братья - не христиане. Мы служим богу столь древнему, что в сравнении с ним ваш Христос - неразумное дитя, иудейский Моисей - нерадивый школяр, нахватавшийся верхушек тайных знаний, а пророк Мухаммед и вовсе одержимый видениями вождь разбойников-пастухов.
- Что же это за бог такой? - спросил Ольгерд. - Сам он, хоть и был крещен в православии, право других исповедовать веру иную, уважал, считая что каждый должен блюсти обычай своего народа и своих отцов.
- У нас не один бог, -ответил египтянин.
- Язычники что ли? - изумился Ольгерд.
- Если хочешь, то называй нас так. Мы уже возносили молитвы в Карнаке, когда иудейский царь Соломон еще не построил храм в Иерусалиме, а великие фараоны возводили свои усыпальницы. В те времена жрецы каждого живущего на земле племени были вправе выбирать себе в покровители любых богов. Многие боги были общими, потому верования и обряды у всех жрецов - от Египта до далеких северных земель, были близки и понятны посвященным. Шли времена, рождались, восходили и рушились империи. Появлялись новые пророки и царства. А мы все так же продолжали жить в Карнаке. Вначале мы были жрецами фараонов. Затем, когда Египтом стали править эллины-македоняне, мы стали зваться понтификами. Жрецами древних мистерий, к которым приезжали со всего света, мы назывались до тех пор, пока потомки императора Константина, перенеся столицу ромейской империи в городок Византий, не объявили Христа единым государственным богом и не начали воевать с иноверием. Тогда мы вились в Александрийскую церковь, и даже стали занимать в новой иерархии заметные посты. С приходом в Египет воинственных потомков аравийских бедуинов мы приняли их
- Так значит вы и есть та самая тайная власть, о которой так много говорят всякого?
Измаил в ответ весело, по-мальчишески рассмеялся.
- Нет. На самом деле нас почти не беспокоит происходящее в мире. Тем более, что тайной власти в мире не существует. На самом деле священники и пророки, впрочем как и великие правители, всего лишь плывут по течению жизни, умело подставляя парус изменчивым ветрам перемен. Мы всего лишь храним свои реликвии, одна из которых - Черный гетман.
- Расскажи подробнее, если можешь, -попросил Ольгерд.
- Могу, - улыбнулся Измаил. - В те времена, когда обитатели здешних лесов и урочищ носили звериные шкуры, а на лугах еще встречались огромные мохнатые слоны, по всей земле, от Нубии до Ледяных островов с неба упали странные камни. Один из них врезался в землю неподалеку от Фив. Мы нашли его и принесли в храм. Камень оказался самородком неизвестного черного металла, столь упорного, что его не удавалось расплавить даже в печах, в которых варят железо. Нам понадобилось более двухсот лет, чтобы открыть тайну его литья, и тогда из нашего слитка был выкован жезл для одного из великих фараонов, согласившегося участвовать в мистерии и пожертвовавшего для нее свою кровь. Правление этой династии было блистательным. До тех пор, пока отдаленные потомки первого фараона не решили нести свет своего царствования в другие страны на кончиках копий боевых колесниц. Тогда же и выяснилось, что выкованные из небесных камней реликвии не любят покидать места свего падения с неба. Однако многие правители, особенно их отдаленные потомки, посвященные проникшие в тайну, отказываются в это верить.
- Значит наш Черный Гетман из таких вот реликвий? Не многим же он, судя по всему, принес удачу...
- Камень защищает только свою землю. Но все правители непременно пытались с его помощью победить соседей. Первым был русский князь Святослав Игоревич. Прознав о камне, не перекованном тогда еще в пернач, он отобрал его у волхвов-хранителей и пошел в завоевательные походы. Сперва отправился вначале в царство Хазар, и разгромил его. Затем пошел в Болгарию и учинил там такое опустошение, что после его ухода вольное царство стало малолюдной ромейской фемой.
- И погиб от рук убийц.
- Совершенно верно. Мы не желали повторения тех событий, потому-то, познакомившись с князем Олегом, и предложили ему договор.
- Однако если мне не изменяет память ольговичи, несмотря на ваше покровительство, так и не стали великокняжеским родом...
- Черный Гетман отнюдь не волшебный талисман из старых сказок. Он не делает своего владельца неуязвимым. Ни для железа, ни для лжи и предательства. Получив пернач, Всеволод Ольгович захватил киевский стол. Однако он и его потомки, уверовав в свою безнаказанность, наделал множество ошибок. Татары, как я уже говорил, оставили реликвию в покое, но незадолго до их прихода ей пытался овладеть князь из северных земель, Андрей по прозвищу Боголюбский.
- Так ведь он был убит своими же приближенными!
- После того, как ограбил киев и вывез из него все святыни.
- И Черного Гетмана?
- И Черного Гетмана. Тогда одному из моих предшественников, также как и мне теперь, пришлось приехать на Русь, чтобы вернуть реликвию в монастырь.
- Стало быть, пернач хранился в одном из саркофагов. Но если Радзивилл каким-то образом прознал про реликвию и решил ею завладеть, то зачем ему понадобилось забирать все гробницы?
- Здесь могут быть два объяснения. Литовский гетман мог и не знать о перначе и ему по каким-то непонятным пока соображениям нужны были именно саркофаги. Вполне может быть и так, что он просто побоялся открывать саркофаги, а в каком именно спрятан пернач -не знал. Вот и забрал их все.
- Чего же он мог бояться? Радзивилл -кальвинист, а их церковь не столь строга, как римская...
- К какой бы он не принадлежал конфессии, он прежде всего представитель жреческого рода, в котором есть свои поверья и предания. И он знает, что вскрывать гробницы без исполнения очистительного обряда нельзя.
- Иначе что?
- В лучшем случае - смерть.
- Если Радзивилл столь серьезно относится к реликвии, значит верит в ее силу?
- Да, похоже что так. С ее помощью он надеется завоевать корону.
- Так вот значит, зачем нашему Душегубцу понадобился этот пернач! Разбойник, стало быть в государи метит. Выходит что он прознал о казацких легендах, кому-то пытками развязал язык, отыскал в монастыре вашего человека и решил завладеть реликвией.
- Да. Определенно он жаждет власти. Но следует также учесть и то, что он может использовать Черный Гетман лишь при одном условии.
- При каком же?
- Только если этот Дмитрий уверен, что в его жилах течет княжья кровь.
* * *
Перед самым рассветом барка стала у каневской пристани. Небольшой казацкий городок, стоял на месте древней днепровской переправы, которой пользовались все путешественники, идущие из Европы в монгольские земли. Об этом месте Ольгерд знал по книгам знаменитых путешественников-францисканцев, именно здесь они пересекали великую украинскую реку. направляясь кратчайшей дорогой в низовья Дона, откуда путь их лежал на загадочный Восток.
Сам Канев оказался небольшим укрепленным селением с богатым мещанским посадом, вытянувшимся вдоль подошвы похожего на курган холма. Чтобы размять коней и немного отдохнуть от качки, Ольгерд решил проехаться по улицам, заодно заехать в какое-нибудь питейное заведение, чтобы справиться о последних новостях. Оставив попутчиков на борту, он выехал из гавани, рысью прошелся взад-вперед по единственной прямой улице, приметил корчму, зашел выбрал незанятый стол, спросил пива с закуской, отхлебнул из мигом поставленной перед ним пенящейся деревянной кружки, накромсал ножом круг испускающей головокружительный чесночный аромат рубленой колбасы и начал неспешно наслаждаться мирной жизнью, всерьез размышляя, а не заказать ли еще и наваристой мясной похлебки, запах которой, щекоча ноздри, тянулся из кухни .
Новости, за которыми он собственно и заехал в корчму, не заставили себя ждать. Два мещанина, морщась от крепкого хлебного вина, пили чарками столь часто, словно за ними гнались татары, налегали на жареную курицу и наперебой обменивались тем, что знали:
- Говорят , что ему осиновый кол в спину вбили!
- Да нет же, все врут, сосед. Я слышал, что гетмана Золотаренка серебряной пулей со свету сжили.
- То есть так-таки и серебряной?
При этих словах Ольгерд позабыв о пиве, колбасе и похлебке, превратился в слух. Мещане, не обращая особого внимания на заезжего компанейца, продолжали судачить:
- Точно так, сосед. Слух по городу ходит, что ксендзы быховские тайком обратились к горожанам, чтобы освященное серебро собрать. Из крестиков и цепочек, что люди нанесли, приказали пулю отлить, а потом отдали ее своему служке, что на органе в костеле играл. Вот тот музыка пистоль серебряной пулей-то зарядил, отправился в стан к казакам, которые Быхов обложили, да Ивана Золотаренко и подстрелил...
- И что, сразу же наповал? Меткие же в Литве музыканты.
- В том то и дело, что ранил он гетмана совсем легко - попал в ногу ниже коленки. Казаки получив такие раны на третий день в седло садятся, а Иван Золотаренко в сей же день в страшных муках и скончался. Казаки до смерти, бают, убийцу того запытали, вот он им про ксендзов все и рассказал.
- Ох и нечисто тут дело, сосед!
- Еще и как нечисто. Так слушай и дальше, хоронить - то убитого в Корсунь привезли!
- Вот это новость! Казаки своих обычно кладут в землю в том месте, где те голову сложили. А этого, стало быть, домой привезли?
- Истинный крест! Кто бы другой рассказал, я бы не поверил, но вчера кум из Корсуня вернулся, полотно на продажу возил, так вот, он рассказывал, что привезли покойника хоронить на родину. Только нехорошее и тут рассказывают. Мол там, на Полесье, Золотаренка по черной его славе оборотня, ни один поп православный отпевать не согласился. Мало того, местные жители, которым он много обид учинил, грозились, ежели тело его положат хоть на каком беларусском погосте, то как только казаки уйдут - то выкопают его непременно и сожгут, как любого мертвого колдуна. Золотаренко свояк самому Хмелю. От того старшина и порешила от греха подальше отвезти тело в Корсунь и достойно отпеть, чтобы поменьше грехов ему пришлось на том свете в геенне огненной искупать.
- Ох, сосед, до чего же страшна молва людская. Если оборотнем прослывешь - то хоть сам в себя осиновый кол втыкай ...
- Может оно и так, однако согласись, что для того, чтоб славу упыря в народе заиметь, кровушки нужно пролить немало.
Заметив наконец внимательно прислушивающегося к ним оружного соседа, мещане испуганно замолкли и налегли на недоеденную курицу. Но Ольгерду и услышанного было вполне достаточно.
"Сделал все-таки дело Олекса Попович, - подумал он. - Отомстил его брат за поруганную гетманом жену. Ох, лиха беда начало. Чует мое сердце, выжгут теперь черниговские старшины весь род Золотаренков каленым железом. Далеко глядит Тарас Кочур. Мало ему было своего притеснителя жизни лишить чужими руками, так он еще и оборотнем его прославил. Быть моему тестю неудавшемуся полковником, а то и гетманом..." Припомнилось тут же сразу что и он сам к этому делу руку свою приложил, а начав думать о Лоеве и вовсе про Ольгу вспомнил. Затосковал Ольгерд, допил вставшее в горле пиво, расплатился и покинул корчму, позабыв про колбасу на радость забившемуся в углу пьянчужке.
* * *
Утром ветер изменил направление и барка продолжила путь на веслах. Вскоре местность, однообразная во все последние дни, стала быстро меняться. Сразу за Чигириным идущие вдоль реки холмы расступились, отодвинулись от речных берегов и помалу сошли на нет, леса поредели, а заливные луга и лозняки чащи сменились на рощи и перелески. На следующий день пути из всей растительности по обе стороны Днепра остались лишь одиноко стоящие дубы, но и их хватило не надолго. По оба борта, куда ни кинь глаз, простиралась голая безлюдная степь.
За все время только раз или два вдали, поднимая пыль, пронеслись отряды каких -то всадников, скорее всего татар.
И здесь так же как и в родном Лоеве, думал, вглядываясь в степь, Ольгерд. Неспокойные крымчаки, но чаще живущие в Приднепровье ногайцы держали и без того немногочисленное население протянувшихся от Буга до Волги польных украин в постоянной угрозе набегов. Воеводы граничащих со степью уездов, получив известия о кочевниках, собирали окрестных жителей в осаду, заставляя их покидать поля и селения, угонять скот в густые леса, а хлеб зарывать в ямы. Каждый год, от мая до сентября, пока степные земли не сделает непроходимой распутица, татары то здесь то там беспокоили границы, иногда забираясь далеко в глубину освоенных земель. И не было на них управы, кроме сабли и доброго ружья. Даже мирный договор с турецким султаном или крымским ханом Гиреем мог обеспечивать только одно - что на украину не пойдет вся орда, никак не защищая селения от нападения отдельных, порой многочисленных отрядов, которых первыми встречали гарнизоны запорожских сторожевых застав, которые у здешних казаков исстари назывались сечами. Для них-то и был предназначен отправленный куреневцами припас.
Глухой рев зажатой в гранит реки они заслышали еще за полдня до того, как барка подошла к знаменитым порогам. То что дальше ходу по воде не было понял бы даже слепой - Днепр, медленный и важный под Киевом, здесь, бурля на бесчисленных каменных гребенках и перекатываясь через торчащие из воды валуны, больше напоминал горную реку.
- Сколько от сюда до сечи? - спросил у старшего Измаил.
- Верст с пятьдесят, - ответил тот. - Но барка наша вниз не пойдет, казаки из Александровской слободы припас перегрузят, да сами все до низу и сплавят.
На желтой полосе песка у большого, раскинувшегося по левому берегу селения, к которому приближалась барка, Ольгерд разглядел несколько десятков длинных челнов, вокруг которых суетились во множестве люди. Заметил лодки и Измаил.
- И что же, - снова спросил египтянин, - эти люди рискнут плыть через весь этот ужас на долбленых лодчонках?
- Здешние казаки с того и живут. - усмехнулся старший. - Сызмальства все камни отсюда и до реки Чертомлыны знают, как свой огород. - Вон там, у берега, есть казачий переход, через который проскакивают. Если, конечно рулевой опытный да удачливый. Только ты, чужеземец, в плавнях казацкие байдаки «лодчонками» не зови, иначе побьют. На худой конец уж по-московитски, стругами...
Ольгерд вслушивался в разговор о названиях лодок, но сейчас его больше волновало другое:
- А как же мы дальше пойдем? - спросил он у казака. - Тоже по воде? Но у нас ведь кони...
- Ежели хотите на-конь до сечи пройти, то вам тогда треба взять в слободе проводника и чесать степью напрямки. Тут верст сорок, не больше, если с первым солнцем отправитесь, то к вечеру налегке доберетесь. Сегодня разгрузимся, а завтра с утра пораньше на правый берег вас перекинем...
- А сразу нас на тот берег никак нельзя? Спешим мы, казаче.
- Почему же, -почесав затылок , ответил старший. - Можно и сразу. Только заблудитесь вы в степи без провожатого.
- За это не бойся, - вступил в разговор Измаил. - Я по звездам путь найду, а если что у местных расспросим.
- Поищешь ты «местных» в диком поле -хохотнул казак. Ну да мое дело предупредить. Кошевой приказал доставить вас куда скажете, я и доставляю.
Казак отдал громкий приказ, двое кормчих толкнули рулевое весло и барка, под изумленные крики, доносившиеся со спущенных уже на воду байдаков, начала заворачивать к правому берегу.
Степь встретила маленький отряд дурманящим медовым ароматом, словно бесчисленные цветы и травы, готовясь к наступающей осени, весь свой недорастраченный летом пыл отдавали сухому теплому воздуху. Ольгерду, воевавшему в донских степях, не понадобилось много времени, чтобы обнаружить среди буйного разнотравья торную дорогу.
Отдохнувшие кони несли путников ровной широкой рысью, так что к тому времени как над степью рассыпались звезды, они проделали больше половины пути. Сделав привал, огня не разводили, чтобы не привлекать чужих. Поели прихваченной с собой снедью, поспали по очереди и, дождавшись рассвета продолжили путь.
Ближе к обеду встретили казачий разъезд. Завидев чужих, сечевики, несущие дальний дозор, спешились и наставили на пришельцев ружья. Однако услышав имя Богдана Молявы, отставили в сторону подозрения и даже предложили проводить сопровождавшего приказ компанейца, каким представился Ольгерд с лекарем и богомольцем, до самой Чертомлынской Сечи, до которой оставалось пара часов пути.
- Что, -поинтересовался Ольгерд у одного из провожатых, - остался кто из хлопцев на сечи?
- Не! -отвечал тот. - Тильки наша застава с полсотни сабель, за татарвой присматривать.
- А остальные?
- Хто як. Одни по хуторам на зимовье разошлись, другие до Хмеля подались, с ляхом воевать. Говорят, что круля ихнего под Каменцем обложили...
- А про кобзаря слепого, что на сечи живет, ты ничего не слыхал?
- Как не слыхать? Слыхал. Герасимом кличут. Песни казацкие так поет -душа разрывается.
- Так он остался на сечи зимовать?
- Не знаю. Когда выезжали в дозор, вроде бы был еще.
- А когда это было?
- Третьего дня.
Поднявшись на небольшую возвышенность всадники увидели наконец знаменитую Чертомлыцкую Сеч. Казацкая Тортуга пряталась в урочище за грядой невысоких холмов, на которых торчали сторожевые башни. Указав Измаилу с Сарабуном на большое, в несколько миль, пространство ограниченное справа и слева плавнями и небольшими днепровскими притоками, спереди, самой рекой, а со стороны суши грядой напоминавших крепостную насыпь холмов, Ольгерд пояснил:
- Вот это то самое место, где собирается запорожское войско. Не реестровые казаки, а вольные комбатанты. По весне, как вода спадет, дороги просохнут и в степи начнет расти трава, сюда со всех окрестных земель стекаются во множестве искатели военной поживы. Сами собираются в сотни и полки, избирают себе кошевых, полковников и гетманов и решают, куда идти воевать.
- С кем же они воюют? - спросил Измаил.
- Спроси лучше, с кем они не не воюют. Раньше с Вишневецкими не воевали - те использовали казаков как защиту от татар и поставлял им оружие и зерно. Теперь не воюют с московитами, так как гетман Хмельницкий им присягнул в вечной дружбе. А так - где война идет, где пограбить можно, туда и идут. То на турок, то на ляхов, но чаще на земли Московского царства. Бывает еще, нанимаются к западным государям на службу.
- И сколько же их сюда собирается?
- Бывает тысяч и десять, и двадцать, как когда.
- Целая армия.
- Бери выше - войско.
Ольгерд поглядел на вытоптанную площадь, окруженную невысоким тыном и несколькими сторожевыми вежами и вдруг представил себе все это пространство заполненное рядами полотняных шатров, окруженных бесконечными коновязями, вдоль которых перебирают крепкими ногами добрые походные кони. Словно наяву он увидел, как вокруг бурлящих на огне казанов с варящимся обедом расхаживают ждущие сигнала к выступлению едва ли не лучшие во всей Европе бойцы - сухопутные флибустьеры, которым платят жалованье большее, даже чем швейцарским вольным копейщикам. А потом ему привиделся поставленный посреди лагеря большой богатый шатер, а в шатре старшинский совет, который возглавляют неудавшийся его тесть лоевский сотник Тарас Кочур и его единомышленники. Ольгерд, потомок славных княжеских родов, представил себе, какую державу смогли бы сотворить эти люди, способные в борьбе за власть подослать к тому, кто встал у них на пути наемного убийцу и ошельмовать противника оборотнем. И ему стало страшно. Ольгерд тряхнул головой, разгоняя ненужные сейчас мысли. О будущем нужно думать тогда, когда оно наступит. Сейчас же есть другая задача, ради которой они мчались сюда много дней.
- Где слепой кобзарь? - подняв коня перед первым же вышедшим навстречу караульным, крикнул Ольгерд
- Так пишов до себе на хутор, -удивленно ответил тот. - А шо?
- Что за хутор, далеко отсюда?
- Та ни, верст двадцать. Он туда с кашеварами всегда зимовать уходит. Живут себе в плавнях, птицу бьют, рыбу ловят. Татары их не трогают - что взять, там одни старухи да старики. Только вы же не первые, кто сегодня про кобзаря узнает...
Волосы у Ольгерда стали дыбом.
- Давно?!
- Шо, "давно"? - не понял караульный.
- Давно про кобзаря спрашивали?
- Та ни, недавно. Тильки вчора.
- Много их было?
- Трое москалей, с татарвой какой-то залетной. У всех от самого Выговского грамоты проездные, вроде как посольство из Переяслава едет, да кони добрые, дорогие. Нам-то шо? Це люди гетьмановы, у них свои дела. Нас спросили, мы ответили.
- Знаете , где этот хутор? -спросил Ольгерд у подтянувшихся к разговору дозорных.
- Знаем, - кивнул начальник.
- Показывайте дорогу.
- А дело-то в чем?
- Это не послы, а наоборот, подосланные убийцы. Остановить нужно, пока беды не натворили.
Не задавая больше вопросов, казаки развернули коней, Ольгерд, Измаил и Сарабун устремились за ними вслед.
Скакали без отдыху до самого заката. Когда солнце уже почти скрылось, казаки, выехав по приметам к берегу в нужном месте, начали рыскать вдоль стены камышей, пытаясь найти дорогу.
- И как мы на ночь глядя найдем этот проклятый хутор? - пробурчал один из дозорных. Очерет кругом, дороги не видно... Проводника нужно было брать из здешних.
- Думаю, что нам это не понадобится, - ответил Измаил, указывая туда, где над плавнями, взметая искры в чернеющее небо, поднимались языки разгорающегося пожара.
Вперед