Запел Троил в чистом поле,
Здають Смоленск поневоле,
Перед царя из муру идут
И знамена под ноги кладут
Песня о взятии Смоленска, XVII век
Пушки, без устали грохотавшие всю неделю, вдруг разом умолкли. Литвины соколинской хоругви, дежурившие на нижнем ярусе Городецкой башни, отряхиваясь, начали вылезать из укрытий. Разбить мощную башню царским ядрам было не по зубам, но каждое удачное попадание выбивало из стен и потолка фунты штукатурки, которая норовила попасть в аккурат под воротник или за пазуху.
Командовавший в башне десятник, высокий статный здоровяк лет тридцати, тронул рукой усы, чуть дунул на замок пищали, сметая с нее крошки, и застучал давно нечищеными сапогами вверх по лестнице, что вела на смотровую площадку. Прежде чем занять на стене оборону, требовалось убедиться в том,. что обстрел закончен и его бойцам не угрожает опасность. Медлить тут тоже было нельзя - потому что приказ о прекращении огня Алексей Романов, лично возглавивший осаду, мог отдать только в одном случае - чтобы начать давно назревавший штурм.
Легкий ночной ветерок приятно холодил лицо. Время было предрассветное, воздух серел на глазах, и из поймы Днепра, над которой возвышались десятисаженные стены, к мощному фундаменту поднимался слоистый утренний туман. Тишина стояла такая, словно меж стеной Смоленска и батареями московитов, поставленными за рекой у самой опушки, развесили мокрое льняное полотно.
Прорываясь сквозь туман, глухо и коротко отбился к заутрене костел с Вознесенской горы, это означало что до смены осталось совсем немного. Десятник чуть поежился и поправил видавший виды кожаный нагрудник. Он всмотрелся до рези в глазах в белесую приречную мглу, провел взглядом по заливному лугу - от кромки воды до леса, однако никаких признаков скопления готовящихся к штурму людей не заметил. Собрался было кликнуть наблюдателя и спуститься вниз, как вдруг со вздымающейся над крепостными стенами горы донеслась заливистая веселая россыпь колокольни Успенского собора.
- Что за праздник, Митяй? - спросил он у появившегося на башне вестового.
- Как же, пан Ольгерд, - с легкой обидой в голосе отозвался тот. - Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Его еще Яблочным спасом в народе кличут. В церковь приносят яблоки и прочие плоды и освящают их после молебна ...
- Да уж, - усмехнулся Ольгерд, оглядывая щербатую стену с разрушенными зубцами. - Чего-чего, а плодов-то нам московиты за эти недели накидали с избытком. Вот как бы сами их ради праздничка освящать не пришли...
- Грех это, пан Ольгерд, в Преображение кровопролитие затевать, - перекрестившись на храм, ответил Митяй. - Русский царь - человек набожный, православный. Он посты и праздники чтит...
- Почитать праздники можно по-разному , - десятник, ведя разговор, что-то приметил в светлеющей дали своим цепким, взглядом и теперь на глазах суровел. - Ох, сдается мне, что государь московский пожелал, чтобы день Преображения стал и днем падения Смоленска...
Словно отзываясь на эти слова с опушки, левее батарей, с места где стоял Большой полк, донесся многоголосый нескладный трубный рев. Не успели отпеть трубы, как загрохотали далекие грозные барабаны. К стенам города, топча луг, плеснула черная муравьиная волна.
Ольгерд отпрянул от стены. Теперь литвин-десятник всем своим видом напоминал туго скрученную стальную пружину.
- Митяй, сигнальщика сюда, мухой, а всем кто остался в башне - мой приказ, занять оборону на стенах!
Вестовой, причитая на ходу, кубарем покатился по лестнице. Его голос еще не затих в черном проеме, как с башни Днепровских ворот, опережая Ольгердовы приказы послышался чистый и звонкий голос горна. «Все на стены! Враг штурмует!» - выводил трубач.
Вот уже с трех башен запели тревожные трубы, и в ответ на грозную весть осажденный город вскипал на глазах лихорадочным бурлением. Вышколенные стрелки его десятка, споро вытекая из башен, занимали оборону, хоронясь за уцелевшими зубцами.
Снизу, из бойниц второго яруса, выбрасывая струи дыма, грохотнули вразнобой пушки. Запахло кислым. Ольгерд покинул смотровую площадку и вышел на стену.
Пушки продолжали били по лугу картечью, но толку от них было немного. Основная масса штурмующих уже скопилась у кромки воды и, на ходу мастеря из подручного дерева наплывные мосты, переправлялась через реку.
«Тысячи три, не меньше - прикинул Ольгерд, - и все на наш участок. А у меня десяток стрелков из ночной смены, еще столько же прибегут из казарм, да человек тридцать приданных мещан, дай бог подтянутся успеют...»
Широка стена смоленского кремля. Широка, длинна и надежна. Говорят, еще царь Борис восхищался, что по ней, мол, и на тройке проехать можно. Два часа потребуется чтобы пешим ходом ее по верху всю обойти. Тридцать восемь башен в крепости и два яруса пушечного боя - обороняйся не хочу. Только вот, когда защитников в городе всего два полка наемников, две хоругви литовского ополчения да полторы тыщи поставленных в строй мещан, то пятиверстовая стена мигом превращается в тришкин кафтан. Один пролет прикроешь - непременно другой оголишь. И ежели штурмующих вдесятеро больше, у них сотни пушек да специально обученный саперский полк, то дела у осажденных, прямо скажем, не из лучших. Хорошо одно - участок главного штурма давно известен. Зря что ли обученные беглыми англичанами московитские бомбардиры не жалея пороха неделями били в Днепровские ворота и пролет до Городецкой башни, прозванный Шеиновым проломом? Знают, что именно в этом месте стена самая слабая, потому что была разрушена еще в прошлую войну.
Плохо другое. Именно за эти злополучные сорок саженей, к которым сейчас с воем и улюлюканьем, забивая в себе страх, мчится озверевшая толпа, несет ответ он, Ольгерд, десятник из хоругви, которой командует знатный литовский пан, Юрий Друцкой-Соколинский...
Несколько человек, уперев ружья в искрошенные зубцы, открыли огонь, но Ольгерд остановил их коротким приказом. От стены до реки - тридцать саженей, да сама река саженей двадцать пять в ширину. Ружье бьет на сто саженей с гаком, в такую толпу можно и не целить, пуля сама добычу найдет. Однако нужно было погодить, чтобы к тому времени, когда полезут вверх , не растратить боеприпас и не раскалить стволы.
Через реку по наплывным мостам поползли осадные лестницы-сороконожки. Грохнули снова пушки, но реже, чем в первые залпы - пушкарям приходилось отчаянно беречь порох, бездумно растраченный на салюты и фейерверки,.
Стрелки московитов вышли на позиции, и по стене застучали тяжелые пули. Один из литвинов, охнув, полетел вниз. Под огневым прикрытием атакующие достигли стены и начали с помощью веревок задирать лестницы вверх. Три из них явно направлялись на их участок.
- По толпе не пали! Бей по тем, кто лестницы держит! - крикнул Ольгерд, указывая пальцем вниз. Засевшие рядом литвины понятливо кивнули и прижали приклады к плечам.
Сам Ольгерд выбрал целью человека в блестящей кирасе, властно размахивающего шпагой. Взял карабин. Проверил порох на полке. Прижал приклад так, чтобы отдачей не вывихнуло плечо. Прицелился, сделав прикидку на ветер. Плавно, но с усилием нажал на спуск. Тренькнуло колесцо, бахнуло над ухом, обзор заволокло пороховым дымом. Ольгерд привычно вытянул подготовленный патрон, надкусил, сыпанул затравку на полку, опустил в прожорливое дуло готовую меру пороха, запыжил шомполом. Вогнал в ствол обернутую в матерчатый картуз пулю. Закончив перезарядку, поглядел вниз: попал или нет?
Московитский офицер все так же сверкал начищенной красой. Только теперь он уже не командовал, размахивая шпагой, а лежал на земле, раскинув руки по сторонам. Да и общий залп оказался хорош - две лестницы из трех свалились на землю и теперь их заново пытались поднять. Но третью лестницу осаждающие не упустили и она с громким стуком ударилась в край стены.
«Ну что же, к лучшему, - прикинул Ольгерд. - Как только начнется свалка, снизу прекратят обстрел, чтобы своих не сшибить. А мы уж встретим чин по чину...»
- В толпу, не цель, с лестниц сбивай! - снова крикнул он увлекшимся стрелкам. Сам же закинул за спину заряженный карабин и, обнажив палаш, ринулся к краю стены, где уже бурлила свалка рукопашного боя.
Подлетев к лестнице сбоку он с размаху обрушил клинок на шею взбиравшегося по лестнице. Тот захрипел и, сбивая нижних, упал в толпу. Второй оказался удачливее - смог увернуться, выскочил на стену. На него с двух сторон накинулись соколинские литвины. Ольгерда попытались достать снизу бердышем. Он увернулся, нанес ответный удар, отскочил, скинул карабин, выстрелил почти в упор, ударил по каске прикладом ...
Две оброненные лестницы, вновь поднятые атакующими, все-же уперлись в стену, а чуть погодя над краем выросла перекладина и четвертой. Московиты полезли вверх потоком, среди стрелецких кафтанов замелькали синие жупаны запорожцев. Теперь было не до стрельбы - рубка среди обломков шла полным ходом.
Все больше втягиваясь в боевой угар, Ольгерд переставал ощущать нормальный ход времени. Чтобы вернуться к обязанностям командира ему пришлось сделать над собой усилие и выйти из боя.
Он отступил к башне, перезарядился, выстрелил, размозжив голову объявившемуся на стене офицеру, снова перезарядился. Оценил общую картину. Теперь нападавших сдерживал плотный строй мечников и копейщиков, а из башни на смену убитым и раненым тянулся ручеек пополнения. На ограниченном узком пространстве численность армий не имеет значения - драться могут лишь по пять-семь в ряд. По крайней мере до тех пор, пока есть резервы...
Сверху со смотровой площадки донесся голос хорунжего:
- Что там, десятник? Справляетесь?
- Пока еще держимся, - крикнул он в ответ. - А как дела на других пролетах?
- Лезут со всех сторон, но малыми отрядами. На стену взобрались только у тебя. Воевода велел всех копейщиков сюда бросить.
- Какие будут распоряжения? - спросил он, надеясь в глубине души, что хорунжий, любивший похваляться своими подвигами, захочет взять командование на себя.
- Какие тут распоряжения? Твоя стена, ты и решай. А я буду там где трудно, на Днепровских воротах. Если их возьмут, то всему конец!
Как же, где трудно. У главных ворот Смоленска помимо литвинской хоругви стояла рота наемных рейтар. «Можно подумать, что если мы все здесь на стене поляжем, а ворота выстоят, то тогда не конец» - мрачно подумал Ольгерд, выцеливая очередного офицера.
К тому времени когда солнце достигло зенита и начало медленно склоняться в сторону варшавского тракта, московитов сбрасывали со стены четыре или пять раз. Но атакующим, казалось , нет числа. Снова и снова вздымались лестницы над стеной, а опытных воинов у защитников становилось все меньше и меньше. Да и огонь, который вели снизу стрелки, становился все плотнее и прицельнее.
Беринда, старый вояка, с которым они вместе пришли в Смоленск, лучший стрелок во всей хоругви, выронил оружие, схватился за живот и осел на большой обломок.
- Зелень одна на стене осталась, - прохрипел он, подняв глаза на Ольгерда. - Отправляй, десятник, за подмогой, пусть кирасиров шлют, иначе не сдюжить.
Наблюдая как толпящиеся под стеной московиты суетятся, наводя лестницы, Ольгерд кивнул в ответ, махнул Митяю, который с пикой наперевес ожидал новых гостей, послал к воротам, растолковал ему, что говорить хорунжему и вскинул карабин.
Вернулся Митяй в аккурат после следующего наката. Надвратная башня Днепровский ворот, по правилам фортификации, выхода на стену не имела, и ему пришлось спускаться в Городецкой, нестись по среднему ярусу стены, подниматься вверх, затем проделывать весь путь обратно. Вестовой запыхался и слова выходили из его с трудом.
- Пан хорунжий говорит, что кирасиров не даст. Московиты мину кладут, вот-вот взорвут ворота, им там каждый человек на вес золота!
Ольгерд заскакал глазами по своим бойцам, оценивая оставшиеся силы.
Мещане с рогатками на пятисаженных ручках, что откидывают лестницы, не в счет. Их всех легко разметает пяток стрельцов, вылезших на стену. А запорожцев и троих хватит с лихвой. Стрелков, считая и его, всего четверо. Мечников и пикинеров - основной силы, что отбивает упорных московитов, во что бы то ни стало стремящихся преподнести своему царю праздничный подарок - десятка два. Вывод из подсчетов был совсем неутешительным. Чутьем опытного командира он ощущал, что силы его людей на исходе и следующий московитский накат станет для них последним. Губить людей не имея ни малейших шансов на успех, он и в мыслях не держал. Как ни крути, а нужно было уходить под защиту надежных башенных стен и держатся там, покуда не решится дело у главных ворот.
- Отступаем! Все в башню! - крикнул он после минутных колебаний.
Новый ряд лестниц, почти одновременно ударивших в стену, и частокол вздымающихся над ними пик и бердышей, подтвердили правильность принятого решения.
Защитники закрыли прочную дубовую дверь, усиленную железными полосами, накинули тяжелый осадный засов и начали заваливать вход мешками с песком запасенными специально для этих целей. Ольгерд не мешкая распределил стрелков по бойницам. Сам же полез наверх, чтобы понаблюдать со смотровой площадки.
На оставленном участке стены теперь было не протолкнуться. Внизу, ожидая своей очереди, сгрудилась многосотенная толпа людей, готовых по приказу лезть на стены.
За мостом, ожидая, когда подорвут ворота, уже не опасаясь пушек, гарцевали тяжеловооруженные конники.
«Эти, оказавшись внутри стен, мигом сметут наемных рейтар, - подумал Ольгерд, -худо дело».
Нападавшие подняли наверх таранное бревно и пристроившись к нему по трое с каждой стороны споро били в железную дверь. Оценив время, потребное для того, чтобы справиться с преградой, Ольгерд заскучал. Не успеет солнце спуститься к лесу как быть башне взятой. А там либо стену взорвут, либо ворота возьмут. Нужно просить подмогу да на вылазку идти. Придется бежать к хорунжему самолично...
Ольгерд, задевая стены плечами, чуть не кубарем покатился вниз по узкой каменной лестнице. Пока добежал до первого яруса в голове у него мелькнула мысль : «Не догадались бы мину под стену подложить, иначе всем хана»... В этот миг взгляд его уперся в коренастую фигуру человека, охраняющего запертую дверь. Это, без сомнения был пушкарь - в правой руке он сжимал отличительный знак своей службы - длинное копье с плоским широким наконечником и специальным крюком для фитиля - артиллерийский пальник.
- Что там? - нахмурившись, кивнул на запертую дверь.
- Так последний пороховой запас, пан начальник, - неуверенно ответил пушкарь. - Велено беречь для самой неотложной надобности...
- И много пороху?
- Да уж немало. Хватит, чтобы мы тут все на воздух взлетели. Потому и стою на часах.
- На воздух, говоришь? - У Ольгерда зародилась мысль. Он скоро обдумал все за и против, принял решение, грозно рявкнул часовому.- А ну-ка открывай мигом!
- Не велено, пан десятник, - сжавшись от страха ответил тот. - Приказ у меня...
- Мой приказ посильнее будет, - Ольгерд вытянул из-за пазухи и приставил к голове пушкаря пистоль. Тот трясущейся рукой протянул ключи. Ощутив что холодный ствол больше не упирается ему в лоб, зайцем скакнул в сторону.
Вся комната, от пола до потолка, была заставлена крепкими дубовыми бочонками. Ольгерд шагнул со света, достал нож, поднял крышку у ближнего, удовлетворенно цокнул. Бочонок под верхний обод был наполнен ровным серым порошком.
Вернувшись, подозвал трущегося у стены пушкаря.
- Фитиль у тебя имеется?
- Ты что у-удумал? -пушкарь, оправившийся было от испуга, начал заикаться. - И-измену затеял? Б-башню п-подорвать?
- Какая к чорту измена!? - взвился Ольгерд. - Башню через час-другой возьмут. И этим же порохом в стене пролом сделают, да пойдут по нему, как на парад.
В глазах артиллериста начало зреть понимание. Он, кивнул, опасливо глянул на Ольгерда и указал ему в дальний угол где, поставленная на попа, стояла катушка намотанная чем-то вроде толстой серой бечевы.
Ольгерд ринулся к катушке, отмотал на глаз кусок, которого должно было хватить от пороховой камеры до выхода из башни, погрузил в серый порошок конец фитиля, и закрепил его на проушине. Подбежал к выходу, обрезал фитиль, приладил второй, затем, чуть подумав, и третий. Вылетел пулей на улицу, обнаружил нужного человека, подозвал.
- Как с верху башни махну, играй к минному заложению, - рявкнул чуть не на ухо оторопевшему сигнальщику. Тот сделал круглые глаза и кивнул.
Ольгерд как мог быстро взлетел на самый верх. Народу под стеной прибавилось, таран, бьющий в дверь почти уже справился с препятствием, и сгрудившиеся плотной массой на стене подгоняли его нетерпеливыми криками.
Все вниз! - Громко, но так, чтобы не услышали нападавшие, скомандовал Ольгерд. Башню сейчас будем рвать.
Все, кто был на смотровой площадке, ринулись вниз крестясь, кто слева направо кто справа налево ― католиков и православных в войске было примерно поровну.
Ольгерд высунулся с башни, перехватил взгляд сигнальщика, махнул рукой. Тот поднес к губам сверкающий горн и издал короткий пронзительный сигнал, смысл которого был отлично известен всем защитникам крепости. Из широких дверей башни хлынула толпа.
Ольгерд прошел вниз, выглядывая по углам, не зазевался ли кто. Внутри башни было пусто. Сверху, говоря о том, что московиты еще ни о чем не догадываются, неслись крики и размеренные удары.
Ольгерд выложил на пол рядком три фитиля, щедро посыпал их из пороховницы, чиркнул сверху кресалом, прищурился от вспышки. Убедившись, что по всем трем шнурам споро побежали огоньки, сам что есть духу помчался наружу, пробежал саженей сто, спрятался за древесным стволом и начал считать.
Не успел произнести про себя «семь», как шум битвы заглушил страшный грохот и треск. Огромная башня потянулась к небу, опоясалась огненным кушаком, полыхнула пламенем, словно потешная игрушка неуклюже подпрыгнула, взорвалась и, заваливаясь наружу , обрушилась кучей обломков вниз взметая в воздух не клубы, целые облака пыли.
Когда к Ольгерду возвратился слух, первым звуком, что он услышал, был доносящийся снаружи многоголосый вой.
Взобравшись по обломкам на уцелевший башенный фундамент Ольгерд увидел страшную картину. Обломки упавшей башни накрыли несколько тысяч человек, тех же, кто был наверху, разметало в клочья. Теперь все пространство между стеной и Днепром было завалено телами, а поднятой пыли и гари бродили, бросив оружие, оглушенные люди.
Ольгерд спустился вниз. Из-за угла вылетел рейтарский отряд. Во всаднике, скакавшем впереди остальных, Ольгерд признал воеводу Федора Обуховича. К нему навстречу от ворот вынесся гонец. Выслушав донесение, Обухович радостно закивал, махнул рукой вперед, словно отправив в бой невидимую армию и двинул шагом к разлому. Заметив Ольгерда, стоящего у стены, сурово спросил:
- Кто таков, почему не на стене?
- Десятник второй сотни соколинской хоругви, - ответил Ольгерд. Подумал и честно добавил. - От взрыва оглох, в себя прихожу.
- Вы все, литвины, похоже, давно уж оглохли, - недовольно произнес Обухович. - Только почему-то не полностью, а только наполовину. Сигнал к отходу слышите хорошо, а вот к атаке - нет! Чего ждешь? Давай к воротам! Там пехота на вылазку готовится, каждый боец на счету.
- Слушаюсь! - Ответил Ольгерд и, не пускаясь в объяснения, двинул в сторону Днепровских ворот где, сзывая всех кто может держать оружие, звонко пела боевая труба. В спину ему неслось недовольное бурчание воеводы:
- Совсем уже я гляжу вы тут духом пали. К счастью, есть еще у нас в войске такие герои, как хорунжий Соколинский. Ежли бы он не отдал приказ, чтоб московитов вместе с захваченной башней взорвать, не устоял бы Смоленск...
Обсудить на форуме
Полезные ссылки: Смоленская крепостная стена. Архитектура и история.
